Сюрприз
Шрифт:
— Гм… — Горация поправила юбки дорожного платья, откинулась назад на подушки и устремила на Имоджин внимательный взгляд. — С самого начала я говорила тебе, что твой план крайне опасен, ибо я боюсь реакции лорда Ваннека. А сейчас я убеждена, что вовлекать Колчестера — еще более безрассудное дело.
— Колчестер не опасен. — Имоджин сморщила нос. — Он постоянно будет в поле моего зрения. Я буду присматривать, чтобы в своем желании проявить себя он не попал в беду.
Горация вопросительно уставилась на племянницу:
— Ты хочешь присматривать за Колчестером?
— Я
— Ты опять об этом. Признайся, Имоджин, что твои ожидания основывались на пустых фантазиях.
— Это не так. Мое представление о характере и темпераменте лорда сложилось благодаря статьям, которые он публиковал в «Замариан ревю». Это свидетельствует лишь о том, что некоторые безоговорочно верят тому, что читают.
Горация посмотрела на Имоджин через очки:
— Дорогая моя, ты ничего не смыслишь в Колчестере. Я пыталась рассказать тебе, что он приобрел вполне определенную репутацию около десяти лет назад, когда ему было двадцать с небольшим. Я знаю, что ты в это не веришь, но факт остается фактом: его считают весьма опасным и безжалостным.
Имоджин сделала гримасу:
— Чушь! Тот, кто поговорит с ним хотя бы пять минут, не может не сделать вывода, что эта репутация никак не соответствует его натуре. Он явно стал жертвой гадкой сплетни, как и я три года назад.
— Похоже, он убедил тебя в этом, — пробормотала Горация. — Непонятно только, для какой цели…
— Конечно, помогать он станет, но с ним будет много хлопот.
— Я не удивлюсь, если он в этот самый момент произносит точно такие же слова о тебе, моя дорогая.
Имоджин не ответила. Ее внимание привлек деревенский пейзаж за окном, и припомнились обрывки ночного сна. В течение последних нескольких недель ей нередко снилось нечто подобное, но этот сон был особенно ярким и волнующим.
Она стояла посередине библиотеки дяди Селвина. Была полночь. Из окон лился призрачный лунный свет. По углам прятались тени.
Она медленно повернулась, пытаясь найти человека, который — она это точно знала — находился где-то рядом. Она не видела его. Однако она чувствовала его присутствие. Он ждал, прячась под покровами ночи.
Что-то зашевелилось в дальнем углу. Она с беспокойством и трепетом наблюдала за тем, как фигура отделилась от окружающих ее теней и медленно направилась к ней. В темноте невозможно было рассмотреть лицо, однако, когда человек пересекал полосу лунного света, в его волосах мелькнула серебристая прядь.
Замарис, властитель ночи. Могучий, обольстительный. И очень опасный.
Он подошел ближе и протянул руку.
Это не Замарис, поняла она. Это Колчестер.
Невероятно.
По какой-то непонятной причине она была не в состоянии провести между ними разницу. Колчестер и Замарис слились в некое единое создание ночи.
Она посмотрела на протянутую к ней руку и увидела, что с его длинных, красивых пальцев капает кровь.
Должно быть, он напрасно согласился
Он отложил гусиное перо и невидящими глазами уставился на листы очередной статьи, которую писал для «Замариан ревю», где размышлял о замарских ритуалах. |Мысль то и дело возвращалась к предстоящему появлению в городе Имоджин.
Она должна была появиться вместе с Горацией именно сегодня. Ее шальной, безрассудный план вскоре будет |приведен в действие. Ей требовалось лишь получить несколько приглашений на приемы и балы. Горация была уверена, что с этим проблем не будет.
Маттиас поднялся со стула и обогнул угол большого письменного стола. Он остановился перед камином, испытывая нарастающее, гложущее беспокойство. Оно не покидало его с того самого времени, как он вернулся в Лондон.
Непростительная глупость — дать себя втянуть в сумасбродную затею Имоджин. Во всей этой истории его утешало лишь то, что этот дьявольский план вряд ли сработает! На пути Имоджин, несомненно, встретятся такие препятствия, что ей придется отказаться от своего грандиозного плана. Маттиас понимал, что именно ему предстоит удержать ее от беды, пока она не осознает окончательно своего поражения.
Имоджин была преисполнена решимости стать на тропу, чреватую скандалами и непредвиденными опасностями. Маттиас еще раз проанализировал ее план, пытаясь быть предельно объективным. Он не верил в то, что Ваннек на самом деле убил свою жену. Ваннек был развратный, хитрый, беспринципный негодяй, имел дурную репутацию в борделях и злачных местах, но едва ли был убийцей. Соблазнить невинную, наивную молодую леди, такую как Имоджин, — вот это было в его стиле. Маттиас сжал ладонь в кулак.
Он прикрыл глаза и вспомнил, как Имоджин вела себя, оказавшись в его объятиях. Горячая волна накатила на него, он почувствовал жар в чреслах. Маттиас не мог припомнить, чтобы какой-нибудь женский поцелуй производил на него такое действие. Он попытался подавить в себе желание, которое жгло его. Сделать это ему не удалось, и тогда он представил себе Имоджин в спальне с Ваннеком на балу у Сандаунов.
Маттиас понимал, что с ним происходит, и это-то и беспокоило его. Он хотел видеть Имоджин в своих объятиях, а потому, представив ее в объятиях распутного Ваннека, почувствовал, что, кажется, способен на убийство.
Он глубоко вздохнул, продолжая глядеть в камин и пытаясь вызвать к памяти тени минувшего. Они были здесь и словно звали присоединиться к ним в пляшущее пламя. И их было очень много.
Маттиасу было десять лет, когда его отец Томас в последний раз в ярости набросился на Элизабет, которая, как обычно, была в слезах.
Маттиас своими глазами видел эту последнюю драму из-за балюстрады. Он был не способен остановить поток слов и слез матери и чувствовал, что от напряжения у него тряслись руки. Ему хотелось убежать и спрятаться, но вместо этого он продолжал наблюдать безобразную сцену.