Сюзерен
Шрифт:
— Искать! Будем искать, святой отец, и, я думаю, отыщем, обязательно отыщем и вернем Моренету на место. Только вот… вряд ли до субботы управимся.
Отец Бенедикт перекрестился и тяжко вздохнул:
— Помоги нам Господь.
— Кроме Господа, нам и самим себе помочь надо, — осмотревшись по сторонам, заметил Егор. — Не знаете ли вы где-нибудь неподалеку, к примеру в Манресе, хорошего резчика по дереву? Который бы смог быстро сделать статую… Моренета ведь небольшая, верно?
Аббат посмотрел на князя с таким ужасом, будто разговаривал сейчас с самим Сатаной!
— Ну, что вы так смотрите? —
— Сможем… Но ведь это обман!
— Но так уже было двести лет назад, насколько мне помнится.
— Откуда вы это знаете? — аббат посерел лицом. — Вообще, все это ужасно… но, похоже, иного выхода нет.
— Вот и хорошо, что вы все прекрасно поняли, святой отец. — Молодой человек расправил плечи, словно только что сбросил с них тяжелый груз. — Новую Моренету к субботе поставите… там ведь полумрак, никто ничего и не подумает.
— Ох, Господи, Господи, грехи наши…
— А мы тем временем начнем поиски, святой отец! Уже начали, — сплюнув в ущелье, обнадежил князь. — Думаю, того паломника из Матаро, Флориана, первого можно подозревать… других ведь все равно пока нет. Вы говорили про какого-то мальчика… Тот может что-то знать?
— Не знаю… наверное. Сами у него спросите. Идемте, я отведу вас в лазарет.
Матиас уже не плакал, молился и лишь горестно вздыхал, однако, несмотря на это, рассказал о Флориане из Матаро довольно толково: острый взгляд подростка приметил то, чему взрослый, может быть, и не придал бы никакого значения.
— Он, знаете, сеньор, вроде бы добрый, улыбчивый, но… как-то не так, как-то себе на уме, и, когда Алехо, брату, помогал плотничать, иногда ка-ак зыркнет, вроде бы и не нужно ему это.
— А как он узнал, что твой покойный брат сторожит по ночам пещерную часовню?
— Ну… — подросток задумался. — Это все наши знали. Да, Боже, я же ему про Алехо и рассказал, похвастал, когда он, Флориан, ко мне подошел в трапезной, рядом присел, похвалил, как мы хорошо пели.
— Ага, — кивнул князь, — значит, это он с тобой сперва познакомился, а потом уж с братом.
— Так оно и было, сеньор! Ох, Алехо, Алехо, Господи… бедная мама… — Мальчик шмыгнул носом, но все же сдержал слезы и довольно твердо произнес: — Вы спрашивайте, я расскажу, что знаю.
— Как выглядел этот Флориан из Матаро?
— Да обычно выглядел, — пожал плечами Матиас. — Как все паломники. Ряса, заплечная сума, лицо… обычное такое лицо, без всяких там родинок, оспин или шрамов. Веснушек и тех нету.
— А нос, уши?
— Обычные. Не большие и не маленькие… нет, он не лопоухий, говорю же — обычный… Бесцветный такой, посмотришь — и сразу забудешь.
— Та-ак… без характерных примет, ага. — Вожников побарабанил пальцами по скамье. — А ростом он высок, низок?
— Не высок и не низок… И плечи такие… немного округлые. Но Флориан очень силен, хотя с виду и не скажешь, — уверенно заявил отрок.
— С чего ты взял, что он так силен?
— Когда чинили колодец, он запросто снял старую крышу. Не стал по досочкам разбирать, просто подошел и снял. Вес-то не малый!
— Так, так… А одежда?
— Говорю ж вам — ряса. Хотя… — Матиас покусал губу и вдруг сверкнул глазами: — А ведь было! Ну, мне так показалось. На ногах у него добрые башмаки были, очень хорошие, крепкие… а ведь обычно — сандалии.
— Угу… Все?
— Все, — кивнул мальчик. — И еще — мешок на плече, ну он у всех, только в мешке-то, внутри, как-то раз что-то лязгнуло, наверное, обитая железными полосками шкатулка или пара ножей, запасное полотно для пилы… Что-то такое, да.
— И ты не видел, что?
Матиас покачал головой:
— Нет, не видал. А вот из этого же мешка Флориан семечки тыквенные доставал, угощал меня и брата…
— Семечки?! — уже что-то сообразив, воскликнул Егор. — Ты сказал — семечки?!
Глава XI
Нелюдь
Шелуха тыквенных семечек и растерзанные, словно когтями оборотня, тела — все это, по мысли Вожникова, было как-то связано. Как-то… А не один ли это человек? Убивал, зачем-то потрошил горло, щелкал тыквенные семечки… и еще непонятный лязг. Какое-то оружие? Скорее всего, так…
Тщательно осмотренный труп несчастного послушника никаких особенных дополнений к уже известному не дал. Вожников все же не имел никакого отношения к судебной медицине — как и к медицине вообще, — для того чтобы судить, каким именно предметом нанесены столь страшные раны.
Даже опытный в подобных делах аббат и тот чесал голову: может быть, убийца применил «железную лапу» из арсенала германцев, а может, и просто кулачный щит со стальными зубьями… Вот примерно что-то подобное при поимке злодея и следовало поискать… но если похитителем помыкали мавры, то они вряд ли оставили бы негодяю оружие. Интересно, как им удалось уговорить маньяка? И — самое главное — как удалось поймать? Как отыскали, на чем взяли?
В том, что тут и во многих других случаях, включая загадочное убийство несчастного Малыша Фелипе, действовал кровавый маньяк, Егор почти не сомневался. Правда, не сбрасывая со счетов того, что кто-то мог лиходейничать под маньяка, специально, чтоб затруднить последующее расследование, направить его по ложному следу.
И все же, все же — шелуха. Тыквенные семечки… князь где-то о них уже слышал, так, краем уха, и значения не придал, но ведь слышал все-таки… и опять же, в связи с кровавыми убийствами, целой серией таких убийств, столь похожих на то, что злодей совершил в притворе у Черной Девы!
Князь даже забыл о возвращении в Матаро — все его планы сорвал это вопиющий случай с похищением Моренеты, да еще вещий сон… Некогда возвращаться, бродить туда-сюда, когда сейчас на счету буквально каждая секунда. Куда направятся похитители, маньяк и сопровождающие его мавры? Мавры, мавры… если верить все тому же сну, а своему дару предвидения молодой человек не имел никаких оснований не верить. Как не мог сомневаться и в убежденности аббата в том, что тащить на своем горбу или куда-то увезти Смуглянку мог только тот, кто ее похитил, ведь не смогли же перевезти вроде небольшую статую в Манресу, хотя несколько раз пытались. Моренета просто делалась тяжелой, как сама мать-земля, так, что с места не сдвинуть, не сорвать, пожалуй, и трелевочником или даже груженым лесовозом.