Сжигая мосты
Шрифт:
— Кто ты такой, чтобы покупать мою работу и портить её, снимая стресс? Ты думаешь, ты всемогущий Эдвард Каллен и тебе всё позволено? Ты совсем не изменился, ты был и остаёшься избалованным эгоистом со смазливым лицом!
От моей последней фразы брови Эдварда угрожающе сползлись на переносице, а губы сжались в тонкую полоску, я вдруг поняла, что снова ляпнула лишнее. Он вышел из кабинета, я проследовала за ним, всё ещё злясь на него и недоумевая его реакции. Через минуту он вернулся со стаканом воды и, протянув его мне, уселся на диван,
— О чём ты хотела поговорить? – голос Эдварда был тихим, но в то же время угрожающе серьёзным.
Мне вдруг стало не по себе: действительно, имела ли я право врываться в его кабинет и обвинять его в каких-то действиях? Он купил картину и вправе делать с ней всё, что захочет в своём доме, а я вообще не должна была это увидеть. Я, честно признаться, не могла понять своей реакции сначала на его игру на рояле, потом на этот портрет. Эмоции разрывали меня изнутри, переживания и боль, испытываемая мной последнее время, выбивали меня из равновесия, неосознанная злость и беспомощность выплёскивались из меня, я будто бы не принадлежала самой себе, будто бы это не моя душа обитала в моём теле.
Я вызвала Каллена со срочного совещания, оторвала его от важных дел, пришла просить отпустить Ренесми, а сама набросилась на него с обвинениями. Я вела себя глупо, словно превратилась в истеричку, неуравновешенную, глупую, психованную истеричку, которая не в состоянии управлять собственной жизнью.
Я на автомате сделала глоток воды и произнесла:
— Извини…
— Это ты извини, я уже сказал, ты не должна была это увидеть, я знал, что тебе будет неприятно, — спокойно ответил Каллен, — честно, не хотел тебя расстраивать.
Я смотрела на него и думала, что пора начать говорить то, зачем я сюда пришла, но язык не слушался. Еще раз глотнув воды, я всё же произнесла, усаживаясь на кресло напротив него:
— Эдвард, я приняла одно важное решение и для его осуществления мне необходима твоя помощь, вернее, твоё разрешение. Мне предложили хорошую работу в одном журнале, и я согласилась…
— Поздравляю! – искренне произнёс Каллен, кода я сделала небольшую паузу, перед тем, как выпалить главное.
— Спасибо, но мне придётся уехать из Форкса, — тихо пролепетала я, наблюдая за реакцией Эдварда, глаза которого наполнялись озабоченностью, — уехать из штата.
— Куда? – тревожно и кратко уточнил он.
— В Нью-Йорк…
— И ты, конечно же, увезёшь с собой нашу дочь!? – голос Эдварда вдруг наполнился отчаяньем. – Это какое-то безумие, Белла! Ты не можешь так со мной поступить! Я только обрёл её снова, только начал исправляться, только нашёл с ней общий язык, а ты отнимаешь её у меня? Нет, Белла, я не позволю тебе увезти её, я не дам разрешения! Ты можешь найти себе хорошую работу и в Сиэтле, это не повод, чтобы разлучать меня с ней!
— Послушай, Эдвард, — начала я, умоляюще глядя на него, — мне нужна эта работа, я прошу тебя…
— Нет, поезжайте вдвоём с Блэком, а
— Блэк не поедет, — тихо пролепетала я, ощущая новую порцию боли.
— Он отпустит тебя на другой край страны одну?
— Мы больше не вместе, поэтому-то я и хочу уехать подальше отсюда, — мой голос звучал сдавленно, треклятый ком снова поселился в горле, мешая дышать полной грудью.
В глазах Эдварда промелькнула странная искра, я чувствовала, что он хочет спросить что-то еще, узнать подробности, но он молчал, и я за это была ему благодарна: я бы не вынесла его расспросов.
— Ты снова бежишь, Белла? – вдруг спросил он, спустя минуту молчаливого разглядывания моего лица. – Бежишь от себя, от проблем, от боли? Знаешь, я тоже пытался сбежать от боли в Китай, но это не помогло, боль вцепилась в моё сердце стальными тисками и последовала за мной, она и сейчас со мной, Белла. Ты не сможешь сбежать от неё, её просто надо принять и научиться жить вместе с ней, если нет другого выхода. Боль – как паразит, будет питаться твоей энергией, твоим жизнелюбием, твоими стремлениями, нагоняя тоску, но ты не избавишься от неё, если уедешь, поверь мне. Своим отъездом ты причинишь новую боль мне и Ренесми, Чарли, Эсми, Карлайлу, подумай об этом, пожалуйста.
Каллен говорил, а я как зачарованная слушала его и понимала, что он прав. Я только не совсем осознавала, о какой именно боли говорит он, но его слова отдавали искренностью, в них не было напускного поучения или покровительственного тона, нет, они были наполнены горечью.
— Наверное, ты прав, но я не могу оставаться в Форксе, в Сиэтле, я слишком истощена морально и физически. Мне необходимо уехать, Эдвард, жизненно необходимо глотнуть свежего воздуха, оказаться там, где нет Джейкоба, где нет тебя, где ничто не напоминало бы мне о моём прошлом, о моих ошибках.
Эдвард смотрел на меня так, словно видел впервые, я чувствовала, что он обескуражен моими словами, что он пытается понять, что происходит на самом деле.
— Я снова причинил тебе боль, Белла? Ответь! Я не могу понять, что происходит в твоей голове, что происходит с нами, — он подошёл к креслу, в котором я сидела, и опустился на колени рядом, обняв мои ноги, а я не хотела отталкивать его, что-то внутри меня кричало о том, что пришло время обоюдных откровений, что больше нет сил таскать за собой эту ношу.
— Я почти забыла тебя, Эдвард, зачем ты вернулся? Чтобы мучить меня?
— Я честно пытался держаться от тебя подальше, я даже вёл себя, как последняя скотина, лишь бы ты возненавидела меня, но я не учёл одну вещь – я не могу жить без тебя, Белла! Я отдал бы всё на свете, лишь бы искупить свою вину перед тобой, лишь бы получить ещё один шанс завоевать твоё сердце, но ты дала мне понять, что со мной не будешь счастлива. Меня это убивает…
— Ты знаешь, я ведь поверила тебе, поверила в твоё безразличие и даже почти возненавидела, ты был убедительным, Каллен.