Сжигая запреты
Шрифт:
Мне приходится прерваться с едой. Подставив руки под струи холодной воды, даю себе еще мгновение, чтобы примириться со всем сказанным. Я должна думать так же сознательно, как и Лиза. Пора принимать взрослые решения. Заботиться о своем здоровье и здоровье ребенка, которого я собираюсь произвести на свет.
Господи…
Тело охватывает дрожь. Головокружение и слабость приходят следом. Но я перевожу дыхание, закрываю кран, промокаю ладони полотенцем и смотрю на Лизу так же серьезно, как это делает она.
– Да… – сиплю я. –
– В половине третьего, – незаметно на шепот переходит. – Артем Владимирович и Тёма будут в офисе, а у мамы Тани в это время массаж.
– Отлично! – выдаю так же тихо.
– Все, – оглядываясь на дверной проем, невестка подгоняет меня к столу. – Ешь, давай. Чая долить? Сейчас еще каша довариться…
Все идет идеально по плану. Проводив папу и Тёму на работу, коротаем первую половину дня с мамой и Лизой втроем. Немного отдыхаем в саду, смотрим под лимонад какой-то старый французский фильм, под него же готовим, беззаботно болтаем и, как обычно, много смеемся. А после обеда, едва мама уезжает, быстро собираемся и отправляемся на такси в город. Я, конечно же, немного нервничаю. Но мне удается удерживать это волнение на относительно низком уровне.
Пока в клинике не появляется Шатохин.
Я пялюсь в самый конец пустынного коридора, чтобы не рассматривать тематические плакаты, которые занимают все стены у двери в кабинет. Я контролирую свои эмоции. Я себя отлично чувствую.
И вдруг, прежде чем осознаю реальность происходящего, стопорится мое сердце, стопорится мое дыхание, стопорится мое мыслеобразование. Стопорится весь мир! Кроме Шатохина, который продолжает идти.
Господи…
Что он здесь делает? Он?! Почему он?! Только не он!
Едва наши взгляды скрещиваются, я содрогаюсь. И все – баланс теряется. Сдерживаемое до этого мгновения волнение сносит ограничительные преграды и разливается по телу бурными потоками разрушительного жара.
Разрываю контакт. Подскакиваю на ноги. Стремительно удаляюсь в противоположный край коридора. Но свернуть к лестничной клетке не успеваю. Даня ловит меня перед самым проемом и, сжав мой локоть, ловко оттесняет к окну.
– Кто тебе сказал, где я? – шиплю, прибегая к самой естественной для себя тактике нападения.
– Твоя геолокация, – сообщает глухо, но тем не менее агрессивно.
Едва сдерживаю вскрик, когда его бедра нагло впечатываются в мои. Край подоконника врезается в ягодицы, столько силы этот монстр применяет. Еще и руками оцепляет. Лбом к переносице толкается. Вынуждает смотреть в глаза.
– Прекрати следить за мной, – цежу сквозь зубы.
– Прекрати меня игнорить, – давит Шатохин в ответ.
– Я обязана, что ли?
– Блядь, Маринка… Мы же договаривались!
Кажется, он хочет меня придушить. Прекрасно.
Только вот мое сердце колотится так высоко в горле, что грозит сделать это раньше Дани. Какой бы
– Принимать твои звонки я не обещала!
Выпалив это, инстинктивно вцепляюсь пальцами в грубоватую ткань его черной футболки-поло. Он стискивает челюсти, скрипит зубами и, скользнув ладонями по моим плечам, ответно в мое тело впивается.
– Я думал, ты здесь с ним, – все, что Шатохин выдает сдавленным злым полухрипом.
Я собираюсь лгать. Да, как обычно. Мне нужно сказать ему, что Никита с минуты на минуту подъедет, и мы вместе пойдем смотреть на нашего ребенка. Нужно, но я не могу. С меня будто какой-то защитный слой кожи сползает. Следом за этим мое тело опаляет новой невообразимо мощной волной жара. Я вздрагиваю и замираю в попытке пережить эти ощущения.
А потом… Все решается без моего на то желания.
– Рин, – зовет возникшая рядом Лиза. – Мне срочно надо уехать. Тёма позвонил.
– Нет, – шепчу отчаянно. – Нет, – ощущая, как глаза наполняются слезами, мотаю головой. – Как я одна буду? Придумай что-то, пожалуйста…
Невестка бросает взгляд на Шатохина, шумно сглатывает и произносит:
– Даня, ты можешь зайти с Риной к врачу?
– Ни за что! – голос садится до сипа, не позволяя выразить свой протест криком.
Но свои эмоции я выражаю активно. Интонациями, глазами, движениями… Шатохин их все считывает!
И, тем не менее, глядя на меня, отвечает:
– Конечно, Лиза. Не волнуйся. Езжай домой.
13
В пылу агонии у меня возникает непозволительное желание.
Вдох-выдох. Умышленная заморозка всех внутренних систем. Шаг, другой, третий… И я замираю посреди непонятного для меня оборудования. Сердце принимается усиленно качать кровь. Крайне затруднительно этот процесс сейчас происходит, потому как это жизненно важное вещество стремительно испаряется из моего организма.
Мощные и отрывистые удары в груди. Стойкий свистящий гул в голове. Разрастающееся чувство паники. А за ним, как следствие, все те ощущения, что я познал с Динь-Динь и успел за пару приходов люто возненавидеть: «вертолеты», тошнота, холодный пот и гребаная дрожь в руках.
Врач отвечает на приветствие, которое Чарушина толкает за нас двоих, но, по факту, еще на нас внимания не обращает. Глядя в монитор, набивает что-то на клавиатуре.
Машинально ловлю Маринкин перепуганный взгляд. И сердце куда-то вниз сваливается. Желудок распирает странным жжением. Дрожь плавно переходит на ноги.