Т-34 — истребитель гархов
Шрифт:
По отсекам метался отвратительный скрип — звуки металлических прутьев, бесцеремонно щупавших корпус. Скрип сменился резким металлическим позвякиванием. Звуки были ответом на импульсы гидролокаторов эскорта. Каждая звуковая волна ударяла о поверхность субмарины молоточком камертона, мгновенно распространяясь по всему корпусу.
Акустик сообщил, что конвой идет встречным курсом. Капитан Райф довернул перископ и произнес:
— Два эсминца, курс по пеленгу, дистанция — полторы тысячи. Право руля!
Можно было напасть на эскорт, но Райф должен был принять самое безопасное решение — так велел приказ, к этому призывала и натура самого капитана.
— Шум винтов приближается, — доложил акустик. Капитан-лейтенант плотнее вжал лицо в обрезиненные окуляры перископа. Секунды для принятия решения истекали. Он выдохнул:
— Тревога! Срочное погружение на восемьдесят метров.
Зашипели балластные цистерны, забирая в себя воду. «11-347» нырнула в глубину океана. Субмарина бесшумно описывала под водой широкую дугу, выходя из-под удара на электромоторах. Как раз вовремя! Серия разрывов глубинных бомб встряхнула лодку. Пока конвой удалялся в восточном направлении, импульсы охотников безостановочно колотили по корпусу. Через десять минут после первой атаки новые кассеты бомб с грохотом разорвались уже над рубкой. По лодке многократно ударила взрывная волна, и ее корпус заскрипел. Где-то сорвало клапан, и фонтан воды забил в центральный проход.
На поверхности группировались эсминцы эскорта, чтобы добить субмарину — подводники прекрасно ощущали их маневры и без приборов. Противник был опытен и настойчив: очередные серии взрывов взяли содрогавшуюся от ударов лодку в вилку. Дело было плохо. В душу командира закралось леденящее ощущение, что охотники захватили жертву и уже не отстанут. Капитан резко поменял курс, чтобы субмарину не накрыло в следующий заход. Время шло, и с каждой минутой лодка уходила все дальше от западни.
Гидролокаторы вражеских эсминцев неутомимо ощупывали глубину, но контакт был потерян: звуковые волны гасли в толстом слое морской воды. Без малого полчаса эсминцы обшаривали район в поисках сбежавшей цели, а затем бросились догонять караван. Беззащитные корабли с грузом для фронта нельзя оставлять без охраны; охотничий азарт для конвоя неуместен.
Когда часы в командном отсеке показали, что наверху наступила ночь, акустик доложил: «Горизонт чист. Шум чужих винтов не прослушивается».
Субмарина вынырнула на поверхность моря и полным ходом продолжила движение на запад, оставляя за кормой недолговечную белесую пену.
Поршни дизелей деловито стучали. Вода, прорвавшаяся из клапана, была откачана, спертый воздух проветрен. К рассвету «U-347» была готова к погружению.
После нападения эсминцев лодка дрожала, тряслась и вибрировала гораздо сильнее. Она медленно и непрерывно разрушалась — давление воды в подводном и удары волн в крейсерском положении неотвратимо продолжали дело, начатое глубинными бомбами. Ломались заклепки, трескались болты и гайки, миллиметр за миллиметром корежился стальной корпус, гнулись шпангоуты. Даже в таких обстоятельствах запаса прочности должно было хватить с избытком, особенно если не попадаться морским охотникам и не погружаться слишком глубоко. Несмотря на ночные проветривания, в подлодке стоял невыносимый запах солярки, которая протекла из запасной цистерны. Летучие пары топлива моментально пропитали всю одежду, да и пищу в придачу, которая имела теперь индустриальный вкус. Высокая влажность привела к порче продовольствия. Хлеб превратился в бесформенную массу, копченая салями осклизла и почернела. Горячий напиток, приготовленный коком на камбузе, напоминал кофе только цветом, а на вкус был все той же проклятой соляркой, сильно разбавленной водой.
Капитан опасался недовольства важных пассажиров, но те, казалось, не заметили ухудшения рациона. Их было невозможно чем-то удивить или расстроить. Доктор Эрик не выпускал из рук книжку стихов в черном с золотым обрезом переплете, иногда часами не переворачивая страницу. Капитан Райф несколько раз хотел было спросить, что за стихи то ли перечитывает, то ли учит наизусть глава экспедиции, но так и не решился. Не лезут с ценными указаниями, козыряя полномочиями, и ладно. Пусть читают все, что хотят.
Доктор Гримм никогда не изображал морского волка и внимательно слушал капитана во время редких ночных прогулок по палубе. Однажды Райф пригласил его в торпедный отсек. Затворы торпедных аппаратов напоминали величиной и формой огромные литавры. Над полом отсека на стальных направляющих рельсах, блестящих свежей смазкой, покоились торпеды. Вдоль одной из торпед готическим шрифтом шла белая надпись: «Привет толстяку Черчиллю от немецких моряков!»
Капитан ласково погладил торпеду.
— Наша новинка. Это — «крапивник», самонаводящийся подводный снаряд. От этой торпеды спасения нет.
Доктор Гримм уловил неподдельную гордость в словах капитана и уважительно коснулся рукой прохладного бока снаряда.
Гхорн впервые за последние годы жизни видел сон. Он лежал на твердой потрескавшейся поверхности, баюкавшей его в детстве. Холодная пустыня была бесконечно родной и близкой. Через некоторое время Гхорн вдруг понял, что человеческое тело не способно хранить живую силу Га, и она капля за каплей покидает ничтожное и ветхое жилище. Он собрался с силами и решил проснуться в своем первородном обличье, но не мог этого сделать. Черные снежинки падали, возникая в разреженной ледяной атмосфере. Раньше Гхорн не знал, что черное — это траур. Теперь весь его разум заполняли иные, человеческие понятия. Траур… Гхорн поискал в своем родном языке хоть что-то отдаленно похожее, но не нашел. Речь предков едва пробивалась через частокол чужих выражений, которые теперь были гораздо понятнее и ближе. Что это?! Кто я? Почему мне жаль этого убогого тела, лишенного могучих мышц, брони, крыльев и несокрушимых когтей? Когда оно, это тельце, погибнет, куда денусь я, потомок несокрушимых?!!
Гхорн вздрогнул всем телом и проснулся.
Доктора и его спутников при каждой возможности выводили на ночные прогулки, чтобы они, непривычные к подводному затворничеству, не впали в депрессию.
Практически все время Рубин и Наконечник проводили за сборкой-разборкой и чисткой оружия, которого в их багаже было столько, что можно было вооружить пехотное отделение. К исходу второй недели смертоносные механизмы стали продолжением их рук. Требования самых жестких нормативов были превзойдены — совершенство в степени абсолюта. После атаки эсминцев бранденбуржцы заскучали. Командир Эрик Гримм, подметив некоторую апатию подчиненных, вытащил из штурмового рюкзака коробочку с шахматами и книгу «Самоучитель по игре в шахматы для начинающих». Все фигурки были вырезаны из приятного полупрозрачного камня.
— Какой тяжелый минерал, — задумчиво произнес Рубин, вертя в руках изящную пешку.
Рубин и Наконечник погрузились в шахматную теорию. Самоучитель читали вдвоем, беззлобно переругиваясь. Наконечник читал быстрее и постоянно норовил перевернуть страницу. Через несколько дней сыграли первую партию, почти не подсматривая в самоучитель. Наконечник на девятом ходу выиграл пешку, а затем и фигуру.
Теперь все было забыто, кроме бесконечных стратегических возможностей тридцати двух фигур на шестидесяти четырех клетках. Играть без интереса быстро надоело. Выбрали простую ставку: проигравший должен был отжаться сто раз. Чаще упор лежа принимал Рубин. Он пыхтел, но не сдавался. По прошествии времени он сам предложил поднять ставки: теперь проигравший должен был отжиматься стоя на руках вниз головой у железной переборки, опираясь на нее ногами. Мастерство Рубина росло от партии к партии, и Наконечник начал, в свою очередь, совершенствоваться физически. Доктор Гримм играть в шахматы отказывался, тактично намекнув, что с ним играть не интересно. Бранденбуржцы не поверили и упросили сыграть. Командир играл против двоих, не глядя на доску, быстро выиграл и с удовольствием погрузился в чтение.
Субмарина достигла района встречи с заправщиком. Небольшой квадрат на карте обозначал место почти в полтора десятка квадратных километров, и «U-347» начала уныло блуждать по квадрату. С каждым днем запасы солярки на лодке неумолимо сокращались. Штурман в сотый раз проверял координаты.
Ночью следовали в надводном положении с малой скоростью, расставаясь с каждым литром солярки, словно с собственной кровью. «U-347» прибыла в заданное место точно в срок. Лодка крейсировала в квадрате, пока не израсходовала топливо до критического минимума. Привычный рокот дизелей смолк.