Т-390, или Сентиментальное путешествие по Монголии
Шрифт:
— То есть как это — расскажи?
— Ну вот так — расскажи!
— Я… я не готов…
— Ну-у-у, раз не готов, нечего и говорить, что лучше тети Вали рассказываешь!
Виталик сам ни разу не слышал, как тетя Валя рассказывает сказки.
— Эх… ладно. Слушайте.
Коля начал рассказывать:
— Жил, значится… в одном селении… э… старичок со старушкой. Жили они, значит, жили… И старик говорит: испеки, говорит, старуха, мне, э, колобка. Да… И старуха ему испекла колобка…
— Старо! —
— Не отвлекай меня! Колобок тот был не простой, а золотой! И он прыг с окошка — и от них и убежал! Бежит, бежит… то есть катится, у него же ног нет… катится он, значит, по городу, а за ним все гонятся — и мафия гонится, и… бандиты всякие, и иностранцы… и простые люди. С собаками его разыскивают, а он из чистого золота сделан, хотят его расплавить и продать — на всю жизнь озолотиться можно! Да. Вот… Только вот! Только как поймает его кто, тут же к нему и прилипает! Все жадные к нему прилипали, и всякая нечисть, а нежадные не прилипали, правда, нежадные его и не ловили! А если б ловили, не прилипали бы!.. И вот так, в итоге, все плохие к нему и прилипли!
Коля надолго замолчал.
— Все? — осведомился Виталик.
— Нет, не все, конечно! Уф… Они все к нему прилипли и все друг друга перебили, из-за жадности, только один остался, самый сильный и жадный. Но тоже весь израненный…
Коля опять замолчал.
— Вот так сказка! — закричал Виталик.
— Я сказал — не отвлекай! — огрызнулся Коля. — Дождешься! Сказка еще не закончена. Потом милиция пришла и арестовала этого злодея, потому что он совсем обессилел. Арестовала, но тоже жадная была, и прилипла тоже к колобку. Потому что они были оборотни!
— А мертвые от колобка отлипали? — рискнул спросить радист.
— Нет. Мертвые не отлипали. Потом хороший человек пришел, не жадный, но тоже оборотень. И потащил всю эту кучу к вулкану, чтобы избавить землю от всего зла. Дотащил и бросил.
— Так погоди! Он сам разве в жерло не свалился?
— Нет, конечно! Он же был хороший!
— Хороший, но оборотень! А всякая нечисть к нему прилипала, ты сам сказал!
— Ну да, прилипала…
— Значит, и хороший оборотень тоже прилип!
— Ну, прилип…
— И тоже в вулкан свалился!
— Получается, свалился… — тихо сказал Коля.
— И погиб! Ха-ха-ха! Ну и сказка, где все погибли!
— Гад ты! Убил моего оборотня!
Колин кулак взметнулся к Виталикову лицу. Смех оборвался на полувздохе, и сразу стало тихо. Запах драки, висевший в кабине, как-то вдруг исчез. Запахло, правда, кровью запасного шофера.
— Плохой человек, — виновато сказал Коля. В глазах его стояли слезы. — Гад ползучий. Ничего святого. Извини. Ничего за душой нет. А у тебя есть что за душой?
— Ну…
Радист испуганно смотрел на шофера.
— Говори!
— Как это, за душой?
— Смотри… — Коля угрожающе приблизился.
Неожиданно для самого себя радист быстро сказал:
— Каждый человек в течение своей жизни испаряется. Он теряет массу посредством потения, испражнения, потери крови, слюней, черной крови и соплей. Для того, чтобы не исчезнуть совсем, человек должен восполнять свою массу при помощи еды и питья.
— Ничего себе! — Коля посмотрел на радиста с уважением. — Здорово ты!
Радист скромно опустил взгляд.
Коля расчувствовался.
— Как зовут-то тебя, браток?
— Радий… Родионович… — еще больше засмущался радист.
— Ну, давай, Радий Родионович… Может, хочешь чайку? Я быстро!
— Я бы с удовольствием, но… мне пора… телеграмму отбивать, в центр…
— Ну, я понимаю, понимаю… Давай я тебя до корабля подвезу… Ты, если что, забегай, чайку попьем, с можжевеловыми веточками… Давай, иди, конечно…
— Спасибо, — благодарно испарился радист и выскользнул из кабины.
— Давай, иди, — ободряюще говорил ему вслед Коля.
Виталик застонал.
21. Скоро осень
«Каччхапа» продолжала путь свой по ровной поверхности степи. Куда-то она двигалась, а куда, и зачем — непонятно. Знал только капитан, но это было такой ужасно секретной военной тайной, что капитан не раскрывал ее даже коку Афанасию, не говоря уж о первом помощнике или, например, боцмане.
Соколицы все летали над бронеаэродромом, кружились, не удаляясь из зоны видимости.
Матрос Гриценко соорудил воздушного змея и прицепил его к мертвой монгольской голове. Хотя ночи стали холодными, ветра не бывало, и змей болтался на веревке. Каждый, кто проходил мимо, стукался о змея и говорил:
— Черт побери!
Не стукался только маленький радист, который свободно проходил под змеем и был весьма этим доволен.
Тетя Валя каждое утро залазила в корзину впередсмотрящего и рассказывала сказку. Благодаря сказке экипаж поднимался ни свет ни заря, слушал бабушку и больше уж не ложился, зато засыпал рано. Матросы перестали сочинять стихи.
Днем обычно бывал мертвый час, капитан удалялся в свою каюту фиксировать события дня, кок на камбуз — готовить ужин, а матросы в кубрик. Там они сидели понурившись, бессмысленно глядя в пространство, качались в гамаках, молчали о своем.
Хотелось уже выйти на берег.
Оцепенение овладело и Алешей. Он кутался в плед и тоже качался в гамаке, смотря наверх, где, если б не крыша ангара, явился бы ему обобщенный образ врага.
Впрочем, Алеша не ставил себе цели увидеть обобщенный образ врага.