Т. 04 Дорога доблести
Шрифт:
На круизных кораблях отличная кормежка, но зато уровень общения частенько один из наихудших в мире. Несмотря на это, острова приводили меня в телячий восторг — даже Мистик, Астролог-Любитель, Будуарный Фрейдист и Адепт Нумерологии не могли испортить мое настроение — я просто не вслушивался в их болтовню.
— Они делают это с помощью четвертого измерения, — объявил Мистик, — разве не так, Гвендолин?
— Именно так, милый, — согласилась Нумерологистка. — А вот и они. Ты увидишь, их обязательно будет нечетное число.
— Я так завидую твоим знаниям, милочка!
— Гм… гм… — хмыкнул Скептик.
Туземец, который помогал
— Пожалуйста, выслушайте меня. Mauruuri гоа! Большое спасибо. Сейчас великий жрец и жрица начнут возносить молитвы богам, чтобы пламя не нанесло вреда жителям деревни. Прошу вас помнить, что это религиозная церемония, и притом очень древняя, — пожалуйста, ведите себя так, как будто вы присутствуете при богослужении в собственной церкви. Иначе…
Какой-то ужасно древний канак перебил его; старик и переводчик обменялись несколькими фразами на неизвестном мне языке, как я решил, полинезийском — такой он был мелодичный и певучий. Канак помоложе снова повернулся к нам.
— Великий жрец говорит мне, что некоторые дети сегодня пойдут по углям впервые, в том числе и тот малыш, что сидит на руках у матери. Жрец просит вас сохранять полное молчание во время вознесения молитв, иначе безопасность детей не может быть гарантирована. Разрешите мне отметить, что лично я — католик. И в такие минуты всегда обращаюсь к нашей Пресвятой Деве Марии, чтоб она позаботилась о детях; прошу и вас всех помолиться о том же, согласно канонам вашей веры. А кто молиться не хочет, пусть соблюдает тишину и просто в сердце своем желает добра детям. Если великий жрец не будет удовлетворен благоговейным отношением аудитории, он не позволит детям войти в огонь; бывали случаи, когда он вообще отменял церемонию.
— А, что я вам говорил, Джеральд? — театральным шепотом произнес Непререкаемый Авторитет. — Вот она, подготовочка-то. Теперь он повернет дело по-своему и во всем обвинит нас же. — Авторитет сердито засопел.
Авторитет (его фамилия была Чиверс) начал действовать мне на нервы с той самой минуты, когда я появился на корабле. Я наклонился вперед и шепнул ему прямо в ухо:
— А если ребятишки пройдут сквозь огонь, у вас хватит духу последовать их примеру?
Да послужит вам это уроком! Учитесь бесплатно на моем дурном примере. Никогда не позволяйте болванам доводить вас до потери здравого смысла. Уже через несколько секунд я обнаружил, что мой вызов обратился против меня и что (непонятно как) все трое — Авторитет, Скептик и Многоопытный Путешественник — заключили со мной пари на сотню долларов каждый, что это я не осмелюсь прогуляться через огненную яму, если дети пройдут сквозь огонь.
Переводчик еще раз попросил нас соблюдать тишину, а жрец и жрица вышли на угли — вот тогда-то все смолкли и, как я думаю, некоторые стали молиться. Во всяком случае, я молился. Внезапно оказалось, что я раз за разом повторяю неожиданно всплывшие в памяти строки:
…Пусть уснет моя грешная плоть. Укрепи мою душу, Господь!..Почему-то они казались мне очень подходящими к данному случаю.
Ни жрец, ни жрица через огонь не пошли: то, что они сделали, было куда удивительнее и (как мне кажется)
Я старался рассмотреть, на чем же, собственно, они стоят — на углях или на камнях, но так и не смог ответить на этот вопрос, точно так же, как не могу сказать, что хуже, а что лучше. А старуха, высохшая, как давным-давно обглоданная кость, тихо и спокойно стояла среди пламени, сохраняя безмятежное выражение лица и не предпринимая никаких мер предосторожности, если не считать, что она подоткнула свою лава-лава, превратив ее в нечто вроде подгузника. Было очевидно — старуха больше боится за одежду, чем за свои ноги.
Три человека с шестами в руках растаскивали горящие поленья, стараясь выровнять поверхность угольного слоя и сделать ее плоской, упругой и удобной для тех, кто пойдет через яму. Все это безумно занимало меня, ибо я сам собирался через несколько секунд вступить в пламя — если, конечно, не струшу и не проиграю пари. Мне казалось, что парни с шестами как бы прокладывают дорогу, которая позволит пересечь яму в длину по разбросанным там камням, а не по пышущим жаром углям. Во всяком случае, я на это надеялся.
Впрочем, затем я подумал — а какая, собственно, разница? — так как припомнил раскаленные солнцем тротуары, которые до пузырей обжигали мои босые ноги там, в Канзасе, в дни моего далекого детства. Что касается огня, то его температура составляет минимум семьсот градусов, камни же «варились» в нем в течение нескольких часов. При таких обстоятельствах нельзя сказать, что предпочтительнее, — сковорода или сам огонь.
А между тем голос разума нашептывал мне на ухо, что проигрыш трех сотен не такая уж высокая плата за то, чтоб выбраться из этой ловушки… Неужели же я предпочту весь остаток жизни ползать на двух хорошо прожаренных обрубках?
А не принять ли мне заранее таблетку аспирина?
Три парня кончили возиться с горящими поленьями и отошли к краю ямы слева от нас. Остальные жители деревни собрались за их спинами, включая и ребятишек, чтоб им было пусто! И о чем только думают родители, позволяя детям так рисковать? И почему те не пошли в школу, где им явно надлежит быть в такие часы?
Трое угольщиков гуськом пошли вперед; они двигались к центру ямы не торопясь, но и не замедляя шагов. За ними так же медленно и непоколебимо потянулась процессия туземцев-мужчин. Дальше шли женщины, среди которых была и юная мать с ребенком на бедре.
Когда порыв раскаленного воздуха коснулся младенца, тот заплакал. Не сбиваясь с размеренного шага, мать взяла его на руки и дала ему соску. Младенец умолк.
Последними шли дети — от девушек и юношей до ребятишек-дошколят. Позади всех шагала малышка (лет восьми? или девяти?), которая вела за руку совсем маленького братца с круглыми от удивления глазенками. Было ему не больше четырех, а одеждой служила лишь собственная кожа.
Я смотрел на мальчугана и проникался печальной уверенностью, что в самом ближайшем будущем меня поджарят в наилучшем виде; деваться мне явно было некуда. Один раз мальчуган споткнулся, но сестра удержала его. И он пошел дальше своими маленькими отважными шажками. У дальнего конца ямы кто-то нагнулся и поднял его на край.