Т. 10 Туннель в небе
Шрифт:
— Ну, он небалансирующий, многоногий, точнее — восьминогий, примерно семи футов в холке. Он…
Кику насторожился.
— Восемь ног? А руки?
— Рук? Нету.
— Ну а вообще какие-нибудь манипулятивные органы? Может — видоизмененная нога?
— Ничего подобного, шеф. Если бы что-то было, я бы сразу заказал обследование по полной программе. Ступни размером с бочонок и столь же очаровательны. А что?
— Ладно, просто я подумал о другом. Рассказывай дальше.
— Он немного смахивает на носорога, немного — на трицератопса, хотя вообще-то своим строением отличается от всего, что когда-нибудь водилось на нашей
— А почему ты считаешь, что он глупый? Я вот тут вижу, что его хозяин, с именем ну прямо из учебника истории, заявляет, что он очень умный.
Гринберг улыбнулся.
— Он судит предвзято. Шеф, я же сам говорил со зверем. Поверьте мне, он глупый.
— Не вижу никаких доказательств. Считать, что ВЗС — глупое только потому, что оно не умеет говорить по-нашему, это все равно что считать неграмотным итальянца, изъясняющегося на ломаном английском. Non sequitor [62] .
62
Вывод, не следующий из посылки (лат.).
— Но послушайте, шеф, у него же нет рук. Максимальная разумность ниже, чем у обезьяны. Ну, может, на уровне собаки. И то — вряд ли.
— Из этого следует, что в теоретической ксенологии ты законченный ортодокс, и ничего больше. Однажды такое вот умозаключение встанет и врежет ксенологу-классику по физиономии. Обязательно найдется какая-нибудь цивилизация, которой совсем не надо брать предметы своими лапками-ручонками и которая ушла от этого уровня далеко вперед.
— Посмотрим?
— Не буду. А где этот самый «Ламмокс»?
Отвечать Гринбергу явно не хотелось.
— Шеф, все это описано в отчете, который сейчас микрофильмируют. Он будет у вас на столе с минуты на минуту.
— Вот и отлично. А пока, раз ты все видел собственными глазами, давай, выкладывай.
— Я довольно близко сошелся с местным судьей и попросил, чтобы он мне все сообщал. Ежу ясно, они не могли засунуть эту тварь в местную Бастилию: если на то пошло, в городе вообще негде его держать. Они сами об этом в конце концов догадались, но только после целой кучи приключений на свою голову. И было уже поздно строить что-нибудь основательное. Уж вы мне поверьте, клетка была действительно очень крепкой. Но местного полицейского начальника вдруг осенила одна замечательная идея: у них нашелся пустой резервуар, что-то по пожарному ведомству, из железобетона, стенки — футов тридцать в высоту. Ну они и соорудили сходни, загнали зверя в этот резервуар, а потом сходни убрали. Думали, что теперь все в порядке, прыгать он явно не умел, телосложение не то.
— Пока вроде все хорошо.
— Да, но это еще не конец. Судья О’Фарелл рассказал мне потом, что шеф полиции так боялся этого зверя, так дергался, что решил не дожидаться министерского одобрения: он прямо приступил к казни.
— Что?!!
— Вы дослушайте до конца. Он никому не стал ничего говорить, только случайно в эту самую ночь впускной вентиль оказался почему-то открытым и резервуар наполнился до краев. Утром, когда посмотрели, Ламмокс лежал на дне. Так что шеф Дрейзер решил, что «несчастный случай» увенчался полным успехом и у него стало одной головной болью меньше.
— И ЧТО ПОТОМ?
— А то, что этот потоп Ламмокса даже не побеспокоил. Он находился под водой несколько часов, а когда воду спустили, проснулся, встал и очень вежливо со всеми поздоровался.
— Амфибия, скорее всего. Ну и что же ты сделал, чтобы пресечь это самоуправство?
— Погодите, еще не все. Дрейзер знал, что от огнестрельного оружия и взрывчатки толку мало… да вызнаете, вы же читали… во всяком случае — если применять их в масштабе, безопасном для самого городка. Ну он и решил пойти по стопам Борджиа [63] . Не зная ничего о биологии твари, он набрал с полдюжины ядов в количествах, достаточных, чтобы отравить целый полк, и рассовал всю эту химию в различную пищу.
63
Знатный род испанского происхождения, игравший значительную роль в Италии второй половины XV — первой половины XVI века. Из него происходили Родриго Борджиа (папа Александр VI), Чезаре Борджиа и Лукреция Борджиа, известнейшие отравители.
— Ну и как?
— Ламмокс с радостью заглотил все до последней крошки. После этого его даже в сон не потянуло. Похоже, у него только обострился аппетит, потому что первое, что он сделал, умяв отраву, — сожрал тот самый впускной вентиль. Резервуар опять начало заливать, так что пришлось отключить его к чертовой матери от городского водопровода.
— Этот Ламмокс мне начинает нравиться, — хихикнул Кику. — Как ты сказал, сожрал вентиль? А он был из чего?
— Не знаю. Сплав какой-то.
— Хм… похоже, ему нравятся грубые корма. Возможно, у этой маленькой птички есть маленький зобик.
— Не удивлюсь, если так.
— Ну и что же потом сотворил этот полицейский герой?
— Слава Богу, вроде бы ничего. Я попросил О’Фарелла вдолбить в его умную голову, что если он будет упорствовать в своем стремлении перехитрить Министерство, то кончит свои дни, скорее всего, в исправительном заведении, световых годах этак в тридцати от его драгоценного Вествилла. Так что теперь он сидит тихо и пытается разобраться с этой проблемой. Последней его блестящей мыслью было залить Ламмокса бетоном и оставить так помирать, на манер мухи в янтаре. Но тут не согласился О’Фарелл, он решил, что это как-то негуманно.
— Значит, Ламмокс все еще сидит в своей банке и ждет, пока мы решим его судьбу?
— Думаю, да, сэр. Во всяком случае вчера было так.
— Ну, пусть подождет, что-нибудь придумаем. — Мистер Кику взял со стола отчет и рекомендацию к действиям Гринберга.
— Если я правильно понимаю, вы мою рекомендацию отвергаете? — спросил Гринберг.
— Нет. С чего это ты решил. — Кику подписал постановление, разрешающее уничтожить Ламмокса и положил его в корзину для исходящих, которая сразу же проглотила свою добычу. — Если я отвергаю чье-нибудь решение, я одновременно увольняю и автора, а для тебя тут есть еще одна работенка.