Т. 13 Число зверя
Шрифт:
Папа закрыл лицо руками. Зебадия замолчал.
Я видела, как тряслись папины плечи. Потом всхлипывания прекратились. Папа вытер глаза, отстегнул привязной ремень. Когда до меня дошло, что он направляется к двери в переборке, я мгновенно отстегнулась и очутилась у него на пути. Он сказал:
— Пожалуйста, дай мне дорогу, Дити.
— Второй пилот, вернитесь на свое место.
— Но дочь, тебе нельзя вмешиваться в отношения мужа и жены!
— Прошу называть меня «астронавигатор». Капитан не желает, чтобы его беспокоили. Ая Плутишка!
— Дити, послушай!
— Режим судового журнала. Второй пилот, я не позволю вам нарушать распоряжения капитана. Вернитесь на свое место, пристегнитесь — и оставайтесь там!
— Или, может, тебя водворить на место, а? — прорычал Зебадия. — Руки захлестнуть ремнями и пряжки подтянуть так, что сам не достанешь?
— Первый пилот, не вмешивайтесь, когда вам не приказывают. Второй пилот, живо!
Папа развернулся в воздухе, чуть не ударив меня по лицу, но не заметив этого. Он выдавил сквозь всхлипывания:
— Но я должен попросить прощения у Хильды! Как ты не понимаешь! — Тем не менее он все-таки уселся обратно в кресло.
— Джейк, ты будешь окончательный дурак, если пойдешь просить прощения.
— Что? Зеб, ты это серьезно?
— Еще бы. Ты сегодня уже просил прощения один раз. Неискренне, как Шельма теперь убедилась. Джейк, твой единственный шанс остаться женатым — заткнуться и исправно нести службу. Твое слово больше не стоит ломаного гроша. Но если ты будешь паинькой лет пять или шесть, она, может быть, и забудет. Вернее, простит. Забыть никогда не забудет. Длительное безупречное поведение, возможно, примирит ее с некоторыми твоими недостатками. Но никогда даже не заикайся о том, что она уступает мужчинам в компетентности. Да, ее не возьмут в команду по перетягиванию каната, и ей приходится вставать на табуретку, чтобы дотянуться до верхней полки — но разве она от этого глупее других? Милый мой, если бы дело было в росте, я был бы у нас супергений, а не ты. Или, может, ты считаешь, что у кого растет борода, тот мудрец, а у кого не растет — наоборот? Джейк, дела и так скверные, не усугубляй.
Так: тут следовало чем-нибудь отвлечь их внимание. Не дать папе шанс ответить. Если бы он начал отстаивать свою правоту, он бы и сам рано или поздно поверил, что прав. Способность мужского ума оправдывать свои поступки — или проступки — безмерна.
И некоторых женских умов тоже. Но мы, женщины, ближе к диким животным: по большей части мы не ощущаем потребности оправдывать себя. Мы просто делаем то, что делаем, потому что нам так хочется, и все. А разве бывают другие причины?
— Джентльмены, — вмешалась я, пока папа не успел найти ответ на последнюю реплику Зебадии, — кстати, о бородах. У вас у обоих трехдневная щетина. Если мы собираемся просить убежища у местных властей, разве нам не следует опрятно выглядеть? Я намерена причесаться и вычистить грязь из-под ногтей, и, к счастью, у меня есть совершенно чистый тренировочный костюм. Светло-зеленый, Зебадия: в тон твоему пилотскому комбинезону. У тебя ведь есть чистый комбинезон, не так ли?
— Как будто есть.
— Не как будто, а точно есть, я его видела, когда мы с тетей Хильдой перекладывали вещи. Папа, твой светло-зеленый тренировочный костюм чистый, а этот, что на тебе, весь жеваный и с большим пятном от супа. Мы трое будем совсем как в униформе. Тетя Хильда — нет, но капитан, он же владелец яхты, никогда не носит такую же одежду, как его команда.
— Владелец? — сказал папа.
— Владелец, — решительно подтвердил Зебадия. — Мы объединили ресурсы, Шельма капитан; она же будет выступать и в качестве владельца от имени всех нас. Так проще.
— Она велела нам не лгать, Зеб. — Теперь папа разговаривал уже нормальным тоном — со своей обычной рассудительностью.
— Это не ложь. Но если она сочтет необходимым лгать, мы ее поддержим. Ладно, Джейк, давай приведем себя в порядок, капитан может приказать садиться в любой момент. За сколько минут мы делаем один виток, Дити?
— За сто минут с небольшим. Но Ая может посадить нас за пять минут, если капитан ее попросит.
— Ну вот и давай наведем красоту. Дити, последишь за приборами, пока мы с Джейком бреемся?
— Извини, — сказал папа, — но я не смогу побриться, пока капитан к нам не присоединится. Моя бритва на корме.
— Возьми мою, Джейк. В бардачке. Ремингтон тебя устроит? Брейся первым, я хочу послушать новости.
— Новости?
— Умница прослушивает все частоты, AM и FM, два раза в секунду. Если обнаруживается что-то связное, она записывает.
— Но ведь Дит… астронавигатор отключила автопилоту слух.
— Джейк, у тебя, наверное, не сдана физика за первый курс. Дити велела Умнице выключить восприятие звука. А есть еще электромагнитный спектр. Слыхал про такой?
Папа крякнул:
— Да, одно очко в твою пользу… Считай, что ты отыгрался за тот свой ляп — ну когда ты занимался калибровкой.
Я облегченно вздохнула. Я не собиралась спасать папин брак — это его проблема. Даже мой собственный брак имел второстепенное значение: я спасала нашу команду, то же самое делал Зебадия. «Мы» — это значит две супружеские пары, что, безусловно, важно, но важнее было то, что «мы» составляли одну команду выживания: либо мы будем действовать сообща, либо никто из нас долго не проживет.
Пока папа брился, а Зебадия слушал новости, я чистила ногти. Если я чищу их перед завтраком, обедом и ужином, а потом еще перед сном, то еще удается добиться, чтобы они были грязными не круглые сутки — грязь меня любит. Об этом мне сообщила в незапамятные времена мама Джейн, задавая мне головомойку — в буквальном смысле, — чтобы не стыдно было появиться в школе. Говорилось это не в осуждение, а в порядке констатации факта.
Мужчины обменялись наушниками и бритвой, а я причесалась и заколола волосы — теперь головомойка мне требовалась не такая фундаментальная, как в детстве, потому что я стригусь коротко: скорее колечки, чем локоны. Мужчины любят, когда волосы длинные, но уход за волосами — это само по себе дело всей жизни, а мне остро не хватало времени с двенадцати лет.
Зебадия прервал процесс бритья, чтобы пройтись рукой по подбородку — во всяком случае, жужжанье бритвы прекратилось. Я спросила:
— Что нового у нашей Умницы?
— Да так, ничего особенного. Дай я сначала закончу. В основном третья программа Би-би-си.
— Из Лондона? — Но он опять включил бритву и не расслышал меня. Закончив бритье, Зебадия передал бритву папе, тот спрятал ее, затем снял наушники и вручил их ему. Зебадия уложил их на место. Я хотела попросить их, но тут раздался веселый голос тети Хильды: