Т. 14 Чужак в стране чужой
Шрифт:
— Джубал… брат мой… не надо, пожалуйста.
— А чего тут такого? Я хочу провести еще один эксперимент и на этот раз глядеть в оба.
— Джубал.
— Да, Джилл?
— Я грокаю, что тревожит Майка.
— Ну так поделись.
— Конечно же, я бросала ящик в полной уверенности, что он тебя не покалечит, но Майка расстроила даже эта притворная попытка, ведь мы — братья по воде. Думаю, в этой ситуации есть что-то до крайности не марсианское.
— Вполне возможно, — сурово нахмурился Харшоу, — есть смысл обратиться в комиссию по расследованию антимарсианской деятельности. {33}
— Я совсем не шучу.
— И я тоже. Ладно, Джилл, я сделаю по-другому. Вот, сынок, пощупай. — Харшоу вручил пепельницу Майклу. — Чувствуешь, какая тяжелая? И какие у нее острые углы.
Смит опасливо взял пепельницу и начал ее разглядывать.
— А сейчас, — продолжил Харшоу, — я подкину ее прямо над своей головой — и не стану уворачиваться.
— Брат мой, — удивленно уставился на него Майкл, — ты хочешь развоплотиться?
— Что? Да нет же, конечно, нет. Но она сильно расшибет мне голову, если ее не остановишь. Ну — поехали!
Харшоу сильно подбросил пепельницу. Пепельница взлетела почти к самому потолку и остановилась. Харшоу почувствовал себя человеком, застрявшим в стоп-кадре фильма.
— Энн, — прохрипел он. — Что ты видишь?
— Эта пепельница, — бесстрастным голосом начала Энн, — находится приблизительно в пяти дюймах от потолка. Я не вижу, что ее там удерживает. Джубал, — добавила она, — мне кажется, что я это вижу… и если камеры не зафиксируют того же самого, я порву свою лицензию.
— М-м-да. Джилл?
— Она парит…
Джубал подошел к столу и сел, не отрывая глаз от пепельницы.
— Майк, — поинтересовался он, — почему же она не исчезла?
— Но, Джубал, — голос Смита звучал виновато, — ты же сказал остановить ее, ты не сказал ее исчезнуть. Когда я убрал тот ящик, ты захотел, чтобы он снова был. Я сделал неправильно?
— Вот, значит, как. Нет, все было сделано абсолютно правильно. Никак не могу запомнить, что ты любую просьбу понимаешь буквально.
Харшоу припомнил ругательства и проклятья, широко употреблявшиеся во времена его молодости, и дал себе страшную клятву ни при каких обстоятельствах не говорить Майклу ничего, похожего на «чтоб ты сдох». Хотя, с другой стороны, интересно, как бы тот поступил, получив указание «чтоб ты скис» или «чеши отсюда»?
— Я очень рад, — сообщил Смит. — Мне очень жаль, что я не мог заставить ящик снова быть. Мне дважды жаль, что я уничтожил пищу. Тогда по-другому было никак. Если я не ошибся, грокая.
— Что? Какая еще пища?
— Он про этих людей, — торопливо вмешалась Джилл. — Про Берквиста и который с ним.
— А, понимаю, — кивнул Харшоу. В данный момент у него не было ни малейшего желания признаваться в своих совершенно не марсианских представлениях о «пище». — Ты, Майк, не очень убивайся, все равно это мясо не прошло бы санитарную инспекцию, — добавил он, припомнив закон Федерации, касающийся «длинной свиньи» {34} , — его бы обязательно уничтожили, как непригодное к употреблению. Ну и, конечно же, по-другому было никак. Ты огрокал положение во всей полноте и поступил правильно.
— Я очень утешен, — облегченно сказал Майкл. — Только Старик может быть уверен, что всегда выбирает верный путь… а мне еще нужно много учиться и много расти, прежде чем стать Стариком. Джубал? Можно ее переместить? Я устаю.
— Ты хочешь сделать, чтобы пепельница исчезла? Давай.
— Но я не могу.
— Почему это?
— Она уже не угрожает твоей голове. Сейчас я не грокаю в ее существовании ничего неправильного.
— А! Хорошо, перемести ее.
Харшоу продолжал наблюдать, ожидая, что пепельница передвинется, зависнет прямо над его головой и снова станет «неправильной». Вместо этого она косо скользнула над столом и мягко приземлилась.
— Спасибо, Джубал, — сказал Смит.
— Спасибо? Это тебе спасибо, сынок. — Джубал взял пепельницу — ни в чем за это время не изменившуюся. — Да, огромное тебе спасибо. Это, пожалуй, самое потрясающее событие моей жизни с того раза, когда служанка завела меня на чердак. Энн, — повернулся он, — ты, вроде бы, проходила практику в Райне.
— Да.
— Левитацию видела?
Энн слегка задумалась.
— Нам показывали опыты с игральными костями, но я не математик и не могу засвидетельствовать, что это был телекинез.
— Она, видите ли, не математик. Интересно знать, а могла бы ты в пасмурный день засвидетельствовать, что солнце уже встало?
— Каким образом? А вдруг там, за облаками не солнце, а какой-нибудь другой источник света? Один из моих соучеников мог вроде бы усилием воли поднимать предметы — не очень тяжелые, вроде канцелярской скрепки. Но только после третьего стакана. И я не могла следить за этим с достаточной для свидетельства тщательностью — дело в то, что мы пили с ним вместе.
— А вот такого, как сейчас, не приходилось видеть?
— Нет.
— М-м-м… твоя профессиональная работа закончена. Хочешь остаться — снимай свой балахон и бери стул.
— Спасибо. Только после этой твоей лекции про мечети и синагоги мне хочется переодеться у себя.
— Это уж как вам хочется. Растолкай Дюка и скажи ему, чтобы занялся камерами.
— Есть, начальник. Без меня ничего не делайте, я быстро.
Энн направилась к двери.
— Не обещаю. А ты, Майк, садись к столу. Ну, хорошо. Скажи, ты можешь поднять эту пепельницу? Покажи, как ты это делаешь.