Т. 4. Сибирь. Роман
Шрифт:
Акимов впился глазами в листок, и по тому, как вздрагивали его руки, Прохоров понял, что найдена бумага большого значения.
— Вероятно, какие-то адреса? — заглянув в листок, спросил Прохоров.
— Нет, это перечень папок с материалами. Вероятно, Венедикт Петрович составил этот список для удобства, чтоб каждый раз не искать нужную папку.
— Дай посмотреть, — попросил Прохоров и, приблизив листок к очкам, принялся читать. — Да, конечно, он этот список скорее всего держал под рукой. Видишь, тут есть своя система: номер шкафа, номер полки, номер связки, — сказал Прохоров
— А не стоит ли нам, Сергей Егорыч, проверить, все ли на месте? — предложил Акимов. Прохоров согласился с ним.
Они подошли к продолговатым шкафам, полки которых были заставлены книгами, отдельными папками, связками папок, тючками, перевязанными тонкой веревочкой, и распахнули дверцы крайнего шкафа.
— По-видимому, Иван, это шкаф номер первый. Посмотри-ка, что там значится по описи, — сказал Прохоров.
Акимов заглянул в листок.
— На первой полке тут указаны дневники первого и второго путешествия на Кеть.
— Что ж, проверим. — Прохоров встал на носки и, дотянувшись до верхней полки, прочитал вслух наклейку на связке тетрадей: «Кетские дневники».
— Правильно. И тут то же самое написано: «Кетские дневники (первое путешествие)» и «Кетские дневники (второе путешествие)».
— Читай дальше, Иван.
— Читаю, шкаф первый, полка вторая: «Васюганье и васюганские торфяники».
— Есть. Вот они, эти папки. Смотри. Правда, названо просто: «Васюганье». Читай, Иван, дальше.
Акимов и Прохоров сверили по описи и первый шкаф и второй. Все совпало. Но когда они принялись за проверку третьего шкафа, их постигла горькая неудача. В шкафу не оказалось шести папок, а именно: «Полиметаллы», «Средняя и Нижняя Обь (с картами)», «Курганы», «Золото (с картами)», «Археология (том 1)», «Археология (том 2)».
— Что думаешь, Сергей Егорыч? — спросил Акимов, обшаривший шкаф снизу доверху.
— Думаю одно: материалы выкрадены Осиповским и компанией.
— Когда и как?
— А вот это вопрос. Взять все это при Лихачеве они не могли, а вскрыть квартиру… это уж просто грабеж.
— Не удивлюсь и этому, Сергей Егорыч. — Акимов хрустнул пальцами, закинул руки за спину и принялся ходить по обширному кабинету Лихачева — в один угол, в другой, поперек комнаты, вдоль. Прохоров кинулся к входной двери, осмотрел шпагат, пропущенный через скважину замка, печатку из коричневой мастики.
— Представь себе, Иван, никаких следов постороннего вмешательства, — сказал Прохоров, вернувшись в кабинет. — Сейчас посмотрю окна.
— Окна закрыты. Я уже взглянул на них, — все больше мрачнея, сказал Акимов и вдруг поспешно бросился за шкафы. А Прохоров подошел к окнам, подергал за крепкие, массивные запоры.
— Сергей Егорыч, иди сюда! — послышался взволнованный голос Акимова из-за шкафов. Прохоров протиснулся в промежуток между крайним шкафом и подоконником и остановился пораженный. Акимов стоял на передвижной лестнице, с помощью которой профессор доставал книги и бумаги. В руках у Акимова была палка для передвижки штор. Взглянув на потолок, Прохоров увидел приоткрытую нишу, расположенную в самом углу.
— Видишь, Сергей Егорыч?! Тут для
— Разбойники! Низкие и подлые существа! — Прохоров тряс кулаками, глаза его округлились и покраснели, он заметался в узком коридорчике за шкафами, как пойманный в клетку зверек. — Подожди, Иван, я пойду и осмотрю дом с внешней стороны. Ведь что-то надо предпринять нам!
Прохоров выбежал из кабинета Лихачева, а через две-три минуты Акимов услышал над собой его шаги. Еще через минуту ниша открылась, и очки Прохорова заблестели из сумрака чердака.
— Расплачиваюсь, Иван, за собственную неосмотрительность, — сказал Прохоров. — Сюда на чердак ведет лестница. Она приставлена с противоположной стороны дома. Не хочешь, да залезешь, а уж если хочешь, то и трудиться особо не нужно. Ну ладно, зайду в соседний коттедж, попробую узнать, не известно ли людям что-нибудь по поводу налета бандитов.
Прохоров захлопнул нишу, потоптался на ней и спустился с чердака. Пока он вел переговоры с соседями Лихачева, Акимов вернулся к столу и начал его осмотр с боковых ящиков.
Лихачев любил писать в толстых конторских книгах. Его, вероятно, привлекала в них плотная, линованная бумага и жесткая обложка, позволявшая хорошо сберегать рукописи в путешествиях и при непогоде.
Акимов вытащил пять книг, но две из них были с чистыми листами от начала до конца, а три содержали выдержки из рапортичек лабораторных анализов. «Странно, очень странно, неужели он не написал мне ни одного слова? Ведь он же знал, что я совершил побег, нахожусь в дороге и спешу к нему», — думал Акимов, перелистывая упругие страницы конторских книг.
Вошел Прохоров, по-прежнему возбужденный, с гневными глазами и руками, сжатыми в кулаки.
— Безумие! Индивидуализм, доведенный до подлости! Психология пауков, поедающих себе подобных!
— Что у тебя там произошло? — спросил Акимов.
— Понимаешь, Иван… Нет, ты этого не поймешь! На мои безобидные вопросы, не видели ли соседи лихоимцев, проникших в квартиру Лихачева, я наслушался такого, что у меня до сих пор дрожит все внутри. Профессор и его супруга заявили мне, что ни раньше, ни теперь, ни в будущем они не намерены проявлять интереса к чужой жизни. Они просят не беспокоить их. Им нет дела ни до кого и ни до чего! И я ушел как побитый… Что же будем делать? Неужели, Иван, мы бессильны?
Акимов поднялся, стоял с минуту в полной растерянности.
— Первое, Сергей Егорыч, что я сделаю, — останусь здесь. Иначе будет разграблено все остальное. Я ночей недосплю, но все приведу в порядок, всему сделаю опись. Будем надеяться, что тюк, который полиция захватила у меня в Або, не будет уничтожен, рано или поздно он окажется в наших руках. Я верю, что знания и ум Лихачева еще послужат будущему России. А второе… надо не спускать глаз с Осиповского. Попробуй узнать, где он, что с ним. Ни минуты не сомневаюсь, что наша революция достанет и его, где бы он ни скрывался. Пусть это пакостное насекомое знает, что эсдеки-большевики осведомлены о его проделках и ничего не забудут… Как ты смотришь, Сергей Егорыч?