Шрифт:
Т. заметил что-то вроде тонкой щепки, торчащей из шеи одного гребца. Склонясь над мертвецом, Т. поднес лампу ближе и увидел маленькую стрелу, похожую на зубочистку с перышком на конце. Такая же торчала из плеча соседнего трупа.
В трюме сильно пахло керосином. Кто-то успел полить им и тела, и пол, и скамьи — на это ушел целый бидон, валявшийся теперь в проходе.
Пройдя дальше, Т. заметил слуг из столовой, одетых в туники с серебряной вышивкой. А затем — саму княгиню Тараканову.
Она сидела в узком
Рядом с Таракановой лежали Луций и четверо неизвестно откуда взявшихся монахов-чернецов, трупы которых смотрелись в таком окружении совсем странно — словно это были жертвы последнего антихристианского эдикта. Видимо, смерть настигла их всех почти одновременно. Один из монахов, упавший на скамью для гребцов, держал в руках странного вида рыболовную сеть с похожими на лезвия кристаллами хрусталя или кварца, привязанными к ячейкам.
С минуту Т. завороженно глядел на искры света в кристаллических гранях, а затем дверь трюма открылась, и на пол упал бледный луч карбидного фонаря.
— Граф Т... Боже мой, в каком виде. А знаете, вам идет этот наряд. Из вас вышел бы недурной гоплит.
Лицо стоящего у двери было скрыто полосой тени, но Т. узнал голос.
— А вы выглядите на редкость безобразно, Кнопф, — сказал он.
Действительно, Кнопф смотрелся не лучшим образом — его мокрый пиджак был покрыт пятнами жирно блестевшей грязи или тины.
— Это сделали вы? — спросил Т., указывая на трупы.
— Нет, — ответил Кнопф. — Не я, а стрелы духового ружья, смазанные экстрактом цегонии остролистой.
— Что это такое?
— Растение из амазонской сельвы, которое обладает весьма особенными свойствами. Ботаники называют ее «cegonia religiosa».
— А кто стрелял?
— Хотите узнать? — отозвался Кнопф. — Извольте.
Он сунул руку за пазуху и вынул оттуда нечто, сперва напомнившее Т. кожаный кошель. Но когда предмет попал в луч фонаря, стали видны седые волосы и презрительно сморщенные черные глазницы.
Это была высушенная человеческая голова на длинной пряди волос — даже не голова, потому что из нее вынули череп, а просто сушеное лицо. От него отходил длинный мундштук. Кнопф поднес его ко рту и дунул.
Раздался низкий вибрирующий звук, похожий на крик ночного зверя. Т. услышал шлепанье босых ног, и по лестнице в трюм скатилось пятеро крохотных существ, одетых в карнавальные фраки, разноцветные жилеты и цилиндры; все это было мокрым и грязным, в таких же пятнах тины, как на одежде Кнопфа. Обступив Кнопфа, они замерли на месте.
— Вы вовлекли в свои мерзости детей? — брезгливо спросил Т.
— Это не дети, а амазонские индейцы, безжалостные и опытные убийцы. Они не вырастают выше двух аршин. Младшему из них около сорока лет.
— Зачем тогда этот дурацкий маскарад?
— Единственный способ не привлекать внимания в пути, граф, это перевозить наших маленьких друзей под видом цирковых коротышек. Оно, конечно, хлопотно, но приносимая ими польза искупает все трудности. Они действуют совершенно бесшумно, а по своей убойной силе могут сравниться с пулеметной командой...
Пока Кнопф говорил, Т. поставил лампу на лавку и незаметно сбросил веревочный моток с копья на пол.
— Трудно представить себе что-нибудь бездарнее убийства беззащитных людей с помощью яда, — сказал он.
Кнопф хитро покрутил пальцем в воздухе.
— Не все так просто! Их убил не яд. Их убило безверие.
— Что вы имеете в виду?
— Знаете ли вы, почему цегония остролистая называется также «религиозной»? В ней содержится не просто яд, а особый алкалоид с сильным избирательным действием. Он не действует на человека, безусловно и глубоко верующего.
— В кого? В Бога?
— В Провидение, Высшую Силу, Истину, Будду, Аллаха — неважно, как вы это назовете. Главное, чтобы вера была искренней. Когда-то такой яд использовали индейские колдуны для своих магических обрядов, а во времена конкисты про его свойства узнали, потому что он не действовал на некоторых католических миссионеров, хотя убивал обычных грабителей-конкистадоров...
Т. перевел взгляд на покрытый трупами пол. Под сермягой на груди ближайшего гребца тускло блестел медный крест.
— Так вот, — продолжал явно любующийся собой Кнопф, — перед экзекуцией всем этим несчастным, включая хозяйку, было предложено помолиться. Как видите, ни у кого не нашлось веры даже с горчичное зерно.
Т. поглядел на труп княгини Таракановой.
— Но зачем ваша амазонская сволочь убила эту бедную женщину, которая в жизни не обидела и мухи?
— Представьте заголовки петербургских газет, — сказал Кнопф. — «Пожар на яхте сумасбродной помещицы...» Или так — «Отлученный от церкви граф празднует огненную помолвку с княгиней-язычницей...» Экстравагантная смерть не вызовет ни у кого подозрений. Ни один коронер не заметит крошечных ранок на обгоревших трупах.
Т. медленно передвинул ногу и наступил на конец размотавшейся веревки, прижав его к полу.
— Ну а ваш античный шлем, — продолжал Кнопф, — послужит лишним доказательством давно ходящих слухов о вашем помешательстве, граф.
С этими словами он постучал себя пальцами по голове.
— Неплохо, Кнопф, — сказал Т. — Но в ваших рассуждениях есть одна слабость.
— Какая же?
— Вы обратили внимание на мой шлем. Но не обратили на копье.
Т. перекинул сариссу в свободную руку и показал ее Кнопфу. Тот растянул губы в улыбку.