Та, что гасит свет (сборник)
Шрифт:
Совместная жизнь оказалась обремененной множеством обязательств, в частности, постоянным посещением многочисленных родственников, подруг и приятелей. Свободно нельзя было и шагу шагнуть. Крепкие спиртные напитки были исключены. На вино Слава уже просто не мог смотреть. Ссорились еженедельно, если не чаще. Вскоре он пожалел, что не оставил себе на всякий случай съемную квартиру. После очередного «у всех люди, как люди, а у меня…» он плюнул, встал и ушел. Неделю в беспробудном пьянстве провел у земляка, пока ему подыскивали квартиру. Район, где они жили с Лизой, ему очень нравился, Слава решил здесь и остаться. По поводу цены найденной квартиры не торговался. Лиза иногда звонила, была шелковая. Однажды, добираясь с работы на такси, оказался у ее дома. «Судьба!» — подумал
Скоро они опять сошлись, но съемную квартиру он оставил, и она об этом знала. Квартира была «сдерживающим фактором», как ядерное оружие у стран-антагонистов.
На следующий год летом Слава случайно встретил однокурсника Анжелы, и тот рассказал, что она прилетала на каникулы, сильно растолстела, что постоянно вставляет жаргонные словечки на английском, а fuck у нее вообще в каждой фразе. Мамаша вышла замуж за инженера, и живут они в его доме. Мать преподает, Анжела учится и подрабатывает, чтобы иметь карманные деньги.
Вечером он ужинал дома с Лизой, и когда она вышла из кухни поболтать с подругой по телефону, достал из заначки бутылку водки, налил в чайную чашку и выпил. Чашку ополоснул под струей воды и поставил на место. Но не «схватило». Вновь достал бутылку, тут зашла Лиза.
— Что ты делаешь? — шипя от злости, спросила она.
— Поминаю, — ответил он.
— Кто-то умер? — Лиза испуганно схватилась за сердце.
— Да.
— Кто?
— Ты не знаешь.
— Ну ладно, — замялась она. — Пойду телевизор посмотрю.
Кто же умер в этот день? Умер он, Слава, но не нынешний, а тот, молодой, беззаботный, веселый, живущий на одну стипендию и не имеющий никаких обязательств. Слава, который горячо любил и был любимым… И кораблик с джаз-бендом по Москве-реке теперь не ходит, и дешевая грузинская забегаловка превратилась в дорогущий ресторан… И кого раньше волновали пробки, если передвигаться все равно приходилось на метро?.. Провести хорошо выходные — это поехать с Анжелой и Настей в Коломенское, прихватить «Зубровку» и пластиковые стаканчики, посидеть на крутом склоне, полюбоваться на маленькие кораблики вдалеке и дышать раннеосенним воздухом, а не ехать в Moscow Country Club, якобы из душного города. А как зимой радовались они батарее в ее подъезде, к которой, прибежав с мороза, поочередно прислонялись попами во время поцелуев! Как, лежа в сухой листве, целовались в маленьком овраге на Воробьевых горах, как целовались в троллейбусе и между гаражами! Как стучали в дверь общаги соседи по комнате, намекая, что пора заканчивать… Все проходит.
Видимо, правда — раньше трава была зеленее, а небо — голубее.
Все проходит…
Правда с кулаками
В этой жизни доброжелатели всегда найдутся. В самый неподходящий момент возникает человек, считающий, что именно ему известны правила поведения, и постоянно вмешивается, чтобы все было «как надо».
Серега Леший гнал по Третьему кольцу, не разбирая дороги. Он не был дорожным хулиганом, просто сегодня злился, как никогда, к тому же было темно, как известно где и у кого, а мокрый снег залеплял стекло. Мелькающие перед глазами «дворники», работая на износ, все равно не успевали его счищать, да и разметку черта с два разберешь. Леший спешил, вдавливал в пол чувствительную педальку газа, и благодарный двигатель, привыкший к московским пробкам и работающий в рваном режиме «дыр-пыр», радовался, что, наконец, вспомнили о его трех литрах и шести цилиндрах, и разгонял тяжелое авто как ракету. «Сейчас какой-нибудь дедушка на «копейке» поднимется с набережной, — подумал Сергей, — не поглядит налево, и мы с ним, уже на одной скорости, отправимся — я под землю, а он на небо. Надо придержать лошадей».
Двести сорок две лошадиные силы послушно замедлили бег.
«Сука, сука, тридцать три раза сука!..» — иногда рычал Серега и бил ладонью о руль. Суку, то есть девушку, звали Диана. Они встречались четыре месяца, и все это время голова Сереги шла кругом — красота Дианы, ум, отзывчивость, внимание к его проблемам, а особенно сиськи сводили его с ума. О, сиськи! О, ну эти сиськи! За свои двадцать восемь лет он впервые встретил такие грудь, попу, ноги и все остальное. Серегу Алешина, которого за фамилию, но также за крутой нрав и взрывной характер друзья прозвали Лешим, Диана в пику им называла Лешиком, но чаще — котенком. Да, такой своеобразный котенок с немигающим стальным взглядом, квадратной челюстью, стриженный наголо и состоящий из восьмидесяти двух килограммов сплошных мускулов. Правда, при ней это чудище лесное, болотное превращалось в мягкое, пушистое создание и стелилось ковриком, чтобы ей было удобно ступать изящными ножками.
Сегодня об этот коврик вытерли сапоги. Где-то на улице ноги, обутые в сапожки, вступили в собачье дерьмо. Это был большой пес, не иначе водолаз, дерьма оказалось много, и все оно теперь осталось на коврике.
Леший вынужденно притормозил — менты в антидождевых плащиках «семафорили» подручными средствами. Двое у заграждения справа доездились — у одного вздыбился гармошкой капот, а фары, не говоря о бампере, просто отсутствовали, у второго лопнули стойки, и одна дверца валялась на мокром асфальте. Вокруг были разбросаны мелкие обломки. «Бедные ребята… А ты-то сам куда летишь, дурак? Спокойнее, спокойнее, успеем, обязательно успеем…» — сказал Серега самому себе.
Уже недели две, а то и три они с Дианой стали гораздо меньше времени проводить вместе. То, что раньше общению не мешало — учеба в университете и встречи с мамой и подругами, — вдруг приобрело та-а-акую значимость… У него вот тоже работы — выше крыши, но он везде успевает…
А сейчас все и выяснилось… Позвонил некий «друг», доброжелатель, так сказать, и спросил:
— Ты что, слепой, совсем ничего не видишь?
Блин, как же это произошло? Нет, ну почему сама не позвонила — прийти лично, конечно, побоялась бы. Сказала бы — так и так, ты мне не подходишь, у меня другой… Разве стал бы он ее выслеживать, искать встречи, объясняться? Ну уж нет, не такой он человек. Да, было бы больно, но он сохранил эту боль в себе, а ей бы сказал: «Пошла ты туда-то…» и вычеркнул из жизни. А что сейчас? Позвонил дебил, сказал:
— Я в клубе «N», тут твоя Дианка с девками…
Да знаем, знаем, Светка и Дашка, однокурсницы, лучшие подруги, шлюшки завистливые!
— …и тремя пацанами зажигают. Я тебе скажу, упакованы пацаны по полной, зашибись упакованы. Реально с нереальными бабками! Пьют че-то непонятное, ну, крутые, короче… И Дианка с одним из них так зажимается, ну, в открытую, типа, это любовь у них, трандец-мандец, нешутейная. Я так смотрю — ща под стол ему минет полезет делать. Ты не ори, бля буду, минет. Ну я те друг, я честно все говорю. Ну я в непонятках, а моя мне — да они тут постоянно ошиваются, ты че? Я — а почему молчала?! А она — я в чужую жизнь никогда не лезу, хуже нет, как языки попусту чесать. Я — бля, какой нам Леший чужой, ты че? Ну и выбежал те в коридор звонить…
Серега тут и вылетел из квартиры в чем был — футболке да джинсах, куртку только накинул. Теперь, наверное, в клубе хренов фэйс-контроль не пройдешь… Леший знал клуб «N», был там пару раз, но не любил его — чересчур помпезный. Не то чтобы денег жалко, но там такая публика собиралась… У него самого с ребятами имелся автосервис. Не крутой, не в системе, но был круг постоянных клиентов, ездящих на иномарках, которые вроде еще ничего, но в фирменные сервисы отправлять их действительно дорого. Плюс вкалывали они с утра до вечера — так что бедным он не был, но так швыряться деньгами, как тамошние посетители!..