Та, что меня спасла
Шрифт:
– Ты видела, да? – сверкает он глазищами своими бесстыжими. – Дракона на моей заднице? – я краснею. По моему смущению ответ очевиден. Можно и рот не открывать. – Так вот, моя дорогая Тайна: Гинц точно не видел, поверь. Мы с ним вообще не знакомы, а чтоб уж он подобные ракурсы рассмотреть, надо ну очень близко общаться. Он просто брякнул. А ты додумала. Обычное женское воображение. Мне кажется, он представляет себе, что ты сняла комнатушку у старушки и сидишь, ждёшь его, как верная Пенелопа. Хочу посмотреть на его лицо. Хочу
Аль сбил меня с толку. И я уже не так уверена, что муж мой в курсе, где я предпочла спрятаться. Но с этим буду разбираться потом. Сейчас главное дракона умаслить. Слишком он боевой оказался.
– Аль, давай оставим это на потом, ладно? Не нужно портить мне вечер. Я… сама ему расскажу. А там уж… как получится.
– Ладно, – Аль жадно втягивает вкусные запахи. – Накрывай на стол. Я голоден как сто чертей. И не спорь: я покараулю тебя издалека. Заодно бегемота выгуляю.
Че Гевара возмущённо гавкает. Умный мой лохматый друг.
– Хорошо, хорошо! Сдаюсь! Ты лучший в мире пёс. Нам нужно дружить. Иначе как мне утром и вечером с тобой гулять? Ну, сам подумай?
Всегда умиляет, когда люди разговаривают с животными. Но с команданте Че такие номера проходят на «ура». Сама не раз убеждалась.
До вечера я ухитрилась отдраить санузел и ванную, убрать комнату, где предстояло мне жить. Там старые вещи. Древние, можно сказать. Зеркало в рост с завитушками, тумбочка на резных ножках с кучей ящичков. Пузатый комод из, наверное, красного дерева. Шифоньер, кровать – всё видавшее виды и лучшие дни. Наверное, это мебельные раритеты. Произведения искусства. Чёрт знает какой век. Я ничего в этом не смыслю, но здесь мне хорошо. Будто домой попала.
Очень женская комната. Я никогда не бывала в этой части квартиры. Дальше студии ученицы не забегали. Там даже санузел свой. А здесь… святая святых. Сердце этого места.
– Это комната моей бабушки, – Аль появляется неслышно, как призрак. Я пячусь невольно, словно ненароком вступила на опасную территорию, где мне не место. Он видит мою растерянность. И трусость тоже замечает. – Оставайся здесь, Тайна. Она бы была довольна. А может, даже рада. Я… запустил здесь всё. Не думал, что ты выберешь именно эту комнату. Она самая неприглядная. А ты почему-то выбрала её.
– Здесь есть душа, – поясняю свой выбор. – Ты не говорил, что нельзя. Подумала: можно…
– Можно и нужно – не сомневайся. Комнаты часто сами выбирают себе хозяев. Пусть на время, но ты здесь не гостья, а хозяйка. Я… рад. Чёртов мистик во мне салютует стоя.
– Мне… как будто всё здесь близко. И даже знакомо, – признаюсь нехотя. – Будто я уже жила в этой комнате или похожей.
Аль смотрит на меня с интересом. Пристально.
– У меня… тяга к… подобному. Красивые вещи. Старина. Картины. Живопись. Не знаю, откуда это. Я… детдомовка. И жила в казёнщине и нищете.
– Что ты помнишь о своём прошлом, Тайна? И помнишь, почему я дал тебе это прозвище?
Аль расстреливает меня в упор напряжённым взглядом. Я теряюсь ещё больше. Я помню, конечно. На втором или третьем занятии он сказал, что есть во мне что-то эдакое. Что я не Тая, а Тайна, у которой где-то глубоко спрятаны скелеты. Но так и не объяснил, что имеет в виду.
– Я… почти ничего не помню. Мне было шесть, – это как заезженная пластинка. Бесконечно по кругу. Всем и каждому – одно и то же. Хочется спрятаться от этого всего и не думать, не гадать. Особенно потому, что вспомнить ничего не получается. – Давай как-нибудь об этом потом, ладно?
Аль кивает, но я вижу: думает напряжённо, что-то прикидывает в уме. Я не могу проследить за ходом его мыслей, тем более, что он быстро переключается с одного на другое.
Я долго стою под душем. А затем прихорашиваюсь у зеркала сто раз. Расчёсываю волосы. Наношу косметику, а затем стираю. Мне всё не нравится. Тем более, надеть нечего. Джинсы и футболка. И платьице. Простенькое. Из прошлой жизни. Я так и не решаюсь его надеть. Уж лучше побыть пацанкой. Привычнее. И на лице ничего рисовать не нужно. Буду естественной. Эдгару нравилось.
Волосы я стягиваю в хвост. С сожалением. Не хочу привлекать внимание. А с распущенными волосами обязательно кто-то засмотрится. Запомнит.
У меня горят щёки. Глаза блестят лихорадочно. Я искусала губы от нетерпения. Наверное, ещё ни одна девушка не ждала свидания так, как я. Свидания с собственным мужем. Первое. Я волнуюсь до стеснения в груди и до колик в животе. Натягиваю ветровку с капюшоном и нетерпеливо поглядываю на часы. Стрелка не движется. Издевается. Но я жду. Гипнотизирую. Нужно выйти не рано, но и не поздно.
– Прохорова, – вздыхает сокрушённо Аль, врываясь в моё уединение, – судя по всему, ты на свидание со своей дурацкой собакой в дредах идёшь, а не к мужу.
– Ну, прости. Бальных платьев и туфелек Золушки я не захватила. И феи-крёстной у меня нет, – развожу я руками.
– У тебя есть персональный дракон, – ржёт этот бесстыдник, – и я бы что-нибудь придумал, но уже поздно. Пойдёшь замарашкой. Надеюсь, Гинц тоже очень соскучился, и ему будет безразлично, в каких обносках выйдет к нему жена.
– В следующий раз обязательно обращусь к тебе, – серьёзно отвечаю и снова поглядываю на часы. – Кажется, мне пора.
– Нам пора, – ворчит Аль и пристёгивает поводок к ошейнику Че. – Я на пионерском расстоянии. Иди уже, Белоснежка, твой гном заждался тебя.
Ему нравится куражиться. У него отличное настроение. И меня это почему-то и радует, и успокаивает. Мы выходим на улицу как два заговорщика. Почти крадучись. Почему-то в голову приходит, что, будь у нас возможность, мы бы по-пластунски выползали. И это смешит. Нервное, видимо.