Та, кто приходит незваной
Шрифт:
Однажды, в самом начале весны, ему неожиданно пришло письмо от Чащина.
Режиссер предлагал начать совместный проект, и вновь с Лилей в качестве соавтора.
Бред! Да никогда. Да ни за что! Чтобы опять сходить с ума, чтобы опять видеть эту женщину рядом… прикасаться к ней… умирать от любви и ревности… Нет!
Прошло три дня после того, как Герман Чащин разослал письма. Режиссер уже весь извелся. Он хотел самолично обзвонить капризных сценаристов, но вдруг получил от них ответы, которые почти
Словно там, где-то по отдельности, Лиля и Евгений маялись-маялись от сомнений, а потом вдруг решились: эх, будь что будет!
Вот что они написали Герману:
Евгений — «да, согласен».
Лилия — «да, согласна».
— Красавы мои… — умиленно прошептал Герман, глядя на экран. — Лапули мои! Таки уломал я вас…
И он подумал, что в принципе этот союз двух страстных влюбленных, двух сценаристов, Лилии и Евгения, может продержаться довольно долго. Несколько лет, а то и десятков лет…
Мучительный и прекрасный союз. А что, в истории кинематографа уже было нечто подобное…
Зато какие прекрасные фильмы остались. Классика!
Московская мелодия. Сценарий Е.Лазарева и Л.Селуяновой
Инт. концертный зал. день
Кашляет публика, музыканты настраивают инструменты. На сцену, шелестя платьем, выходит ведущая.
Ведущая. Шопен. «Маленькая ночная серенада…»
Медленно гаснет свет. Ведущая уходит. Долгая пауза. Арфистка и скрипачка — дамы средних лет с явно неустроенной судьбой — язвительно переглядываются.
Наконец из-за кулис, громко топая и краснея, выбегает Маша — девушка лет 25, полноватая, рыжеватая, в очках и нелепом балахоне. Маша спотыкается, поправляет очки, бормочет извинения. Наступает кому-то на ноги. Наконец занимает свое место у рояля. Жидкие хлопки.
Маша поднимает руки, замирает, затем начинает самоотверженно колотить по клавишам.
Публика — с претензией на «светскость» — внимательно слушает. Кто-то на последнем ряду дремлет. Растяжка на заднике — «Дому культуры текстильщиков — 75 лет».
Экст. стройка. день Синее небо, сияет ослепительное солнце. На последнем этаже строящегося небоскреба таджик кладет кирпичи и поет на родном языке монотонную песню. Появляется прораб.
Прораб. Как тебя там… Ахмет… Махмут? Короче, парень, завтра на стройке не появляйся. Эти придут, из миграционной… Нелегалов искать будут. (Заглядывает вниз.) Уф… метров пятьдесят, не меньше!
Таджик продолжает меланхолично петь.
Эй, Абдулла! Ты меня слышал?
Таджик театрально отдает честь.
Повыпендривайся у меня! (Про себя.) Понаехали тут всякие… Экст. улица москвы. день Грохочет стройка, по улицам спешат прохожие. Мелькают лица, слышны обрывки разговоров.
Голос 1. Господи, не пройти! Ни одного деревца уже не осталось…
Голос 2. А вы слышали? Говорят, скоро вся Москва под землю уйдет. Под ней якобы есть такие пустоты, ну… Короче, земля не рассчитана на тяжесть этих небоскребов!
Голос 3. …Нина, я же тебе сто раз говорила — в горошек! Никакой клеточки, никакой полосочки, цветочки — упаси бог! Только в горошек. А ты что купила? И потом, этот фасон…
Голос 4. …прямо как звери! Специально их для собеса, что ли, где выращивают?.. Говорю: «Милая, я ветеран труда, инвалид второй группы, у меня артрит…» А она мне: «Это вам не богадельня!»
Экст. улица москвы. день Идут, держась за руки, двое — муж и жена. Не первой молодости, лица печальны и спокойны.
Муж. Сентябрь… Смотри, а листья еще зеленые!
Жена. Я устала.
Муж. Вон кафе какое-то… Посидим?
Жена. Я не в этом смысле устала… Знаешь, чувствую себя какой-то выпотрошенной курицей. Сколько можно…
Муж. А если еще раз ЭКО?
Жена. ЭКО, ЭКО… Только на это ЭКО и работаем!
Экст. улица москвы. день Чуть в стороне, в подворотне — мусорные баки. Собачница — женщина лет за пятьдесят, с фанатизмом кормит стаю бездомных собак.
Собачница (про себя). Милые мои, бедные… (Громко.) Тузик, а ты не наглей — Бимка тоже небось голодный!
Прохожий. Дама, что ж вы делаете! Они ж от этого еще больше размножаться будут! Собак нельзя кормить…
Собачница. Что ж им, с голоду теперь дохнуть?.. Сам-то себе ни в чем не отказываешь — вон ряшку какую отъел… Да они все стерилизованные! Я лучше знаю, я ихняя опекунша!
Прохожий. Я не слепой… (Тычет пальцем.) Вон же сука кормящая!
Собачница. Сам ты сука кормящая! (Вздыхает.) Вон они, милые, как глазоньками своими смотрят…
Прохожий. А потом щеночки у них народятся и тоже глазоньками смотреть будут… А у них еще щеночки… И так без конца и краю!
Собачница. Сволочь ты! Не понимаешь, что у них за жизнь собачья!
Прохожий. Если б у них, дама, была собачья жизнь, как вы говорите, то они не развелись бы в таком диком количестве! (Орет.) Пройти невозможно!
Собаки с лаем набрасываются на прохожего. Тот убегает. Собаки возвращаются. Собачница продолжает бросать им еду.
Собачница. Правильно, правильно… Ходят тут всякие! Так ему и надо. Тузик, перестань Бимку обижать… Собаки — они в сто раз лучше людей! Экст. летнее кафе. день За столиком сидят две девушки, явно из низшего офисного звена. За оградой — оживленная трасса, потоком едут машины. Девушка-1 — симпатичная, вызывающе одетая. Девушка-2 — попроще, вяло болтает ложкой в стакане.