"Та самая Аннушка". Часть вторая: "Это ничего не значит"

Когда я впервые открыл дверь из каменной сараюшки у моря в другой мир, то был потрясён открывшимися перспективами. Бесконечность, принадлежащая лично мне! Вскоре понял, что не лично мне, и не бесконечность, и вообще всё не так. Срез, который я нашёл первым, оказался совершенно никчёмным — постап настолько давний, что всё полезное там давно рассыпалось в труху, и даже понять, отчего именно все померли, было

уже невозможно. Руины, облизанные временем до такой стерильности, что отличить естественные разрушения от последствий катастрофы не получилось.

Я бодро облазил ближайшую пару кварталов и убедился, что имею дело с наглядным пособием «Деградация конструкций из железобетона под воздействием времени». В такие полезно водить на экскурсии студентов строяка. А вот планы на личное обогащение пришлось засунуть подальше. Возможно, какая-то из груд строительного мусора в прошлом была банком, и её подвалы скрывали тонны золота в слитках, но мне об этом было никак не узнать. Может быть, я так и бродил бы там годами, ковыряя обломки лопатой в поисках хоть чего-нибудь, но, к счастью, следующий проход оказался буквально в паре сотен метров от моего.

Сейчас я уже знаю, что такие места называются по-научному «кросс-локусы», что они соединяют места в разных мирах по принципу подобия, что создавать их умеют крайне немногие, а вот желающих использовать более чем хватает. И что, разумеется, на такой ценный ресурс не могли не присесть люди, отнюдь не являющиеся образцами бескорыстия и этичности, которые вовсе не рады конкурентам. Но тогда мне всерьёз казалось, что я сорвал уникальный джекпот и сам чёрт мне теперь не брат — ещё чуть-чуть, и найду какие-нибудь немыслимые сокровища, и жизнь моя станет невообразимо прекрасной. Фантазии, чтобы вообразить, какой именно, у меня не хватало, но как минимум на нормальный протез должно было хватить.

И что? До сих пор ковыляю на казённом, как дурак.

Мчаться по Дороге на ретролимузине с просторным салоном из кожи и дерева гораздо лучше, чем топать пешком от прохода к проходу. Пожалуй, единственное, чего тут не хватает, так это встроенного бара. Но девушке-роботу он вроде как ни к чему. Машина принадлежит Алине, киберу-хостес Терминала, и я как-то забыл уточнить, каковы имущественные права кибернетических субъектов. Аннушку этот вопрос и вовсе не смущает, она запрыгнула за руль, надавила на газ, под капотом сыто рыкнул большой, судя по звуку, двигатель. Красивый, как мечта нищего декадента, ретрокар выкатился с парковки на шоссе, набрал скорость — и мир вокруг моргнул, сменившись туманной мутью этого странного межпространства.

— Эх, — вздохнула на пассажирском сидении Донка, — как в старые добрые, да?

— Не припоминаю, чтобы они когда-нибудь были добрыми, — ответила Аннушка. — Мультиверсум всегда был той ещё задницей. То рубились за рекурсор, то Разрушителя ловили, то Искупителя искали, то кайлитов душили, то Основателей гоняли. Комспас с Коммуной маяки делили, Контора с Конгрегацией — сферы влияния… И это только на моей памяти. А про времена давние вообще такое рассказывают…

— Не надо пугать старенькую Доночку! Доночка и так всего боится, когда трезвая! Вон, туда сворачивай!

Машина подпрыгнула, резко включилось солнце. Под колёсами зарокотала брусчатка, Аннушка сбросила скорость.

— Что за

странный срез? — спросила она, оглядываясь.

— Ага, старая глупая глойти ещё может чем-то удивить ту самую Аннушку?

— Прекрати, Донка, я никогда не считала тебя дурой. Пить тебе надо было бы поменьше, это да… Я не видела этот срез, ты права. И даже не слышала о таком.

— Малки бы меня убил за то, что я показала тебе его маленький секретик, — захихикала Донка. — Баро не любил ими делиться.

— А что с ним, кстати?

— Когда Вещества не стало, Малкицадак постарел и умер, — вздохнула Донка, — ему, как и многим другим, было дофига лет. Представляешь, как много старых тайн ушло с тем поколением? Этот срез — всего лишь одна тайночка, мелкая, почти никакая. Я показала тебе, потому что тоже могу помереть в любой момент, и не останется тех, кто знает. Мало кто задумывается, сколько всего унесём с собой в могилу мы, старые цыганские глойти. Новые сидят на гранже и не знают о Мультиверсуме ни хрена, кроме сотни караванных маршрутов. И не узнают, потому что зоров больше нет, а без них никто не свернёт с пути, чтобы просто узнать, что там, за поворотом. Скоро старенькая Доночка тоже склеит ласты, и плевать, сколько всего она видела. И только ты всё такая же, для тебя-то Вещество нашлось…

— Хватит ныть, — оборвала её Аннушка. — Я тебе говорила, Вещества больше нет.

— Тебе-то хорошо говорить. Ты молоденькая-красивишная…

— Донка, отстань. Поверь, если бы у меня было, я бы поделилась. Ходят слухи, что Контора получает откуда-то новый дженерик, а некоторые врут, что где-то есть невскрытые захоронки Ушедших, но я ничего об этом не знаю. Узнаю — ты первая в очереди, я обещала.

— Если глупенькая доверчивая Доночка к тому времени не помрёт… — мрачно ответила старуха.

Я слушал их препирательства краем уха, глядя в окно. Лимузин неспешно едет по улице красивого города, носом подпирая катящуюся впереди карету на высоких колёсах. В заднее стекло нам дышит пара запряжённых в массивный дилижанс лошадок. По мощённым крупной брусчаткой тротуарам прогуливаются люди, одетые несколько вычурно, но изящно. Они с интересом оглядывают машину, но пальцами не тычут — то ли воспитанные, то ли уже такое видали. Немного похоже на историческое кино про конец девятнадцатого века — именно кино, для реальности всё какое-то слишком ванильное. Чисто, празднично, как с картинки. Никакого мусора, никаких нищих, никаких грязных смердов, которые в тот исторический период обеспечивали функционирование городов своей мускульной силой.

— Интересный срез, — сказала Аннушка задумчиво, — но зачем он Малки?

— Лошади, — пояснила Донка, — тут все помешаны на лошадях. У Малкицадака племзавод скаковых рысаков. Был, наверное. А может, и сейчас есть, управляющие-то остались. Не знаю, как поделили наследство старого баро, знал ли кто-нибудь про эту его собственность.

— Лошадей, вроде бы, нельзя перемещать по Дороге?

— Да, это извечная цыганская боль. Лошади не выносят переходов, бесятся. А табор без лошадей — не табор. Так что Малки оттягивался тут — беговой ипподром, скачки, ставки, выставки… Настоящий цыган, не то что нынешние. Гордился чемпионскими коняшками, здешний дом был весь уставлен кубками. За это его привечал правящий дом, он чуть ли не крестник принцессы. Давно тут не была, девчушка, поди, уже королева.