Та самая Татьяна
Шрифт:
Григорий одним махом опрокинул рюмку. На секунду прикрыл глаза, оповестил:
– Ох, хорошо! Согрела, родимая…
«Да он просто алкаш!» – уже не сомневалась Таня.
Монин же расслабленно откинулся на стуле, подмигнул:
– Готово дело. Я в форме. Теперь и поговорить можно.
– О чем? – сухо спросила она.
Григорий взглянул насмешливо:
– Ну, про твою красоту неземную я потом буду петь. После третьей.
Перехватил ее гневный взгляд, добавил поспешно:
– Да ладно тебе, не злись. Я осел, горожу чушь. Не обращай внимания. На душе просто очень хреново. Не знаю, с чего начать даже… наверно,
– Вижу, – усмехнулась Татьяна.
– И еще… – он внимательно взглянул ей в глаза, – это я был в твоей квартире. Заметила хоть, что гость приходил?
– Что-о?..
– Набрался однажды – и переклинило.
– Но как вы узнали адрес?
– Подумаешь, проблема, – фыркнул он. – Ты блог свой под реальной фамилией ведешь, и в адресной базе она имеется. А замок я любой могу открыть, руки, говорят, золотые. Всем соседям помогаю, когда они ключи забывают.
Таня устало вздохнула:
– И зачем вам это понадобилось?
– Птицу забрать хотел. – Он заглянул ей в глаза. – Белую чайку. Нашу семейную реликвию. Сделана в конце девятнадцатого века на Колывановской шлифовальной фабрике.
Пять лет назад
С тех пор как он стал пить не после работы, а во время ее, заказы ему давали все реже и реже.
И больше всего Григорий боялся, что Влада тоже его бросит. Зачем он ей нужен, безработный, жалкий?
Тем более что дела у гражданской жены – в отличие от его собственных – шли прекрасно. Хрупкая, нежная, светловолосая, с тихим голосом, но сумела свой оздоровительный центр раскрутить. Офис с евроремонтом, пальмы в кадушках, аквариумы с золотыми рыбками, куча богатых клиенток. Завела платиновую кредитную карточку, ездит на машине бизнес-класса, одевается в бутиках. Только мужа, такого же яппи, не хватает, и румяных, будто с глянцевой странички спрыгнули, детишек.
Но Влада оказалась терпеливой. Или просто очень любила его? Когда он запивал, забывала и о работе, и о премьерах в лучших театрах. Отменяла все встречи, таскала его по врачам – самым маститым и дорогим. Успех иногда ей сопутствовал: Гриша мог не пить неделями, однажды целых два месяца продержался. Но потом обязательно следовал повод. Любой – хандра или радость, редкий в последнее время профессиональный успех или обидная придирка заказчика – и Григорий снова срывался. Уходил в запой – традиционно, на неделю. Потом мучительно трезвел, каялся, обещал взять себя в руки, покорно кодировался, посещал собрания анонимных алкоголиков – но вскоре срывался все равно.
И даже его собственная мать (некогда безответно преданная сыну) сказала Владе:
– Уходи от него. Я тебя не осужу.
Однако гражданская жена не сдавалась.
И однажды, после очередного запоя и покаяния, тихим своим голосом выставила Грише ультиматум:
– Я даю тебе последний шанс.
– Влада, – опустил голову он, – я ценю твой оптимизм. Только давай не будем строить иллюзий. Я могу тебе сейчас пообещать что угодно, но…
– Ты не понял, – мягко перебила она. – Я тебя прошу не пить бросить, а кое-что сделать. Лично для меня. Пообещай, что исполнишь. Даже если просьба покажется тебе совершенно сумасшедшей.
Исполнить просьбу? Да он весь мир готов бросить к ее ногам!
А она всего лишь сказала,
– Но зачем? – изумился Григорий. – О моем исцелении просить? Ерунда это. Мы с тобой люди разумные. Не буддисты какие-нибудь оголтелые, не кришнаиты.
– Вера здесь ни при чем, – поморщилась она. – Я… я просто знаю один ритуал, который помогает абсолютно всем. И провести его можно только там. В горах.
– Ты смеешься?! – Гриша не верил своим ушам. – С каких пор врачи стали верить в ритуалы?!
– Но что мне остается? – печально улыбнулась она. – Если научные, рациональные способы тебя не берут?
– И в чем твой ритуал заключается? – опасливо поинтересовался Григорий.
– Мы всего лишь должны вместе отправиться к священной горе Кайлас. Дойти до ее подножия. И оставить там твою вещь. Любую. И попросить у высших сил, чтоб они даровали тебе исцеление.
– Влада, – он ушам своим не верил, – что за глупая эзотерика?
Но жена сухо молвила:
– Как хочешь. Я, конечно, ангел, и терпение мое безгранично. Но если ты не поедешь со мной на Кайлас, я от тебя уйду.
– …И я пошел на эту глупую – как я тогда считал! – гору, – рассказывал Татьяне Григорий. – Ну и поездочка получилась! Дикая страна, нищета, пыль, грязь!
– Я знаю, – усмехнулась Татьяна.
– Ах, ну да, ну да, – сразу как-то съежился Гриша. – Тогда буду лапидарен. С обморожениями, с давлением 180 на 100 мы все-таки поднялись к искомому месту, и Влада велела мне оставить у подножия Кайласа нефритовую чайку. Талисман, который передавался в нашей семье из поколения в поколение. И – какое детство! – поклясться собственной кровью: что больше я никогда. Ни капли. Я поклялся, довольно даже искренне – что угодно готов был сделать, лишь бы поскорей вниз. Влада схватила чайку и куда-то ее унесла.
…Я не чувствовал в себе ровным счетом никаких изменений, – продолжал Гриша, – и уже через неделю – когда мы прибыли из Лхасы в Катманду – удрал от своей драгоценной супруги. Отправился в первый попавшийся ресторанчик. Заказал – как сейчас! – сто граммов водочки для разгону. И… – он выдержал театральную паузу, – просто не смог ее выпить. Нет, меня не тошнило. Но каждый глоток мне казался отвратительным, мерзким, склизким. Хуже, чем тараканов есть.
Я был упорен, – усмешливо добавил Гриша, – и в самолете, когда Влада уснула, попробовал выпить снова. И опять – не пошло! Настолько удивительно! Ни страха смерти, ни физического отвращения. Всего лишь невкусно. Глупо, мелко…
Таня иронически взглянула на его пустую рюмку:
– Но вы, я вижу, человек упорный.
– Да! Сейчас сорвался! Но я держался пять лет! – патетически молвил Григорий. – Пять полных лет! Снова начал работать, опять сделал себе имя, понял, что за кайф, когда хозяин тебе – не водка, но ты сам! А потом… – Он опустил голову. – Ты послушай, как дело было! Месяц назад утром я проснулся с диким желанием немедленно выпить. Удержись я тогда, задумайся – может, ничего не случилось бы. Но я накрепко запомнил то ощущение от алкоголя в Катманду – ощущение мерзости, склизкости – и был уверен: сделаю один глоток, мне станет противно – и все! Я снова забуду о спиртном. И я – выпил. Но в этот раз все оказалось по-другому. Мне стало не противно – как тогда! – а настолько хорошо!