Та сторона, где ветер
Шрифт:
– Владь, слушай, – говорит Генка. – Голубятники новую пушку придумали. Ракетную установку, чтобы наши змеи посшибать! Вчера испытывали.
– Взорвалась?
– Просто сгорела. Они для топлива опилки в керосине вымочили. Ну и костерчик был! Серегина бабушка чуть со страху не померла. Серегу до сих пор из дому не пускают. И голубей отец продать хочет.
– Жалко.
– Голубей?
– Серегу этого все-таки жалко. Любит он, наверно, голубей, – говорит Владик.
– Любит, конечно… А я не люблю, – признается Генка.
– Почему?
– Ну, так. Бесполезные
– Я не помню, какие голуби, – тихо говорит Владик.
Генка молчит.
– Белые? – спрашивает Владик.
– Белые, – смущенно отвечает Генка. – Коричневые бывают. А больше всего сизые. Белые еще ничего, а сизых я не люблю.
– В «Севере» фильм «Прощайте, голуби» идет, – говорит Владик. – Гена… сходим, а?
Генка не отвечает.
Он старается не показать своего удивления. Но и что сказать, он не знает. Владька – в кино?!
– Я хоть послушаю, – говорит Владик. – Мы иногда приемником телепередачи ловим. Знаешь, как интересно, если картину передают… Сходим?
– Сходим, – решительно отвечает Генка.
Он уже понял: Владик и здесь хочет быть как все. Ладно, они сходят в кино, хотя этот фильм Генка видел два раза…
«Кондор» стоит ниже «Фрегата». Что делать, у каждого змея свой потолок. Высота зависит не только от силы ветра. Важно еще и то, сколько ниток может поднять «конверт». Ведь нитки – это груз. Кажется, велика ли тяжесть, а посмотрите, как они провисают в воздухе! И тянут змея к земле. Чем больше «конверт», тем прочнее и толще должны быть нитки. Значит, и тяжелее. А если его сделать маленьким, трудно ему будет удержаться в потоках ветра. И надо чувствовать, надо рассчитывать так, чтобы змей получился не маленький и чтобы нитка была полегче. Владик это умеет. В его тонких, быстрых пальцах будто спрятаны крошечные точные приборы, которые не могут ошибаться. Они выбирают нужный вес и толщину дранок, чувствуют упругость и плотность бумаги, легко находят центр тяжести змея. Генка может лишь завидовать, хотя он не новичок среди змеевиков. Но он не завидует.
Он просто смотрит на «Кондор» и «Фрегат», и ему хорошо. Генка зорко следит, чтобы два змея не сошлись очень близко. Если это случится, Генка рывком выпустит метров двадцать нитки. Она размотана заранее и петлями лежит у его ног. Тогда «Кондор» сразу «клюнет», уходя вниз от столкновения.
Нитка дрожит, передавая пальцам беспокойство ветров; «Фрегат» почти неподвижен, «Кондор» медленно ходит вправо и влево, словно высматривает добычу. Генка следит. Он должен следить за двоих.
Владик стоит лицом к ветру. Как всегда…
– Странный ветер, – говорит Владик.
Генке ветер не кажется странным. Обыкновенный. Хороший. Генка слегка пожимает плечами. Владик это чувствует.
– Слишком теплый ветер, – объясняет он. – Это не циклон.
Генка таких тонкостей не понимает. Все ветры, дующие в августе, кажутся ему одинаковыми.
– Как бы чего не было… – задумчиво говорит Владик.
– А чего? – спрашивает Генка.
– Не знаю пока…
– Ну, чуть-чуть.
– Теплый… Вот бы термометр сейчас!
– Скоро будет, – оживляется Генка. – Шурка Черемховский обещал сделать. Со стрелкой, как ты говорил.
– Шурка?
– Помнишь, который рассказывал, что марсианские спутники – искусственные. Когда мы в Илькином дворе «Аэлиту» читали.
– Помню… А он разве может?
– Шурка? Он уже за шестой класс весь учебник прочитал по физике. И за седьмой тоже. Он такие штуки может делать! Вообще-то он не очень… Вареный какой-то. Шума не любит. Но он умный. Он объяснял, как хочет сделать, только я не помню. Какая-то проволока там будет. От тепла расширяется, от холода сжимается.
– Хорошо бы…
– Владька! – вдруг вспоминает Генка. – Ты почему не пошел с Илькой, когда он звал «Аэлиту» дальше слушать?
Владькины лопатки вздрагивают.
– Ну? – хмуро спрашивает Генка.
– Занят был.
– А что делал?
– Ну… не помню.
– Врешь, – говорит Генка. – Даже Илька догадался, что ты врешь. Ты сидел и ничего не делал.
Владик резко шагает вперед, и Генка, потеряв опору, чуть не валится навзничь.
– Ну, вру, – звонко говорит Владик. – А вы… вы же нарочно собираетесь и читаете. Только для меня. Вы же эту книгу читали!
– Дурак! – с удовольствием произносит Генка. Он шагает спиной вперед и снова прислоняется к Владику. – Нет, в самом деле. Читали. А нам второй раз тоже интересно. Мы вчера и без тебя читали, все равно. Двадцать три страницы. Теперь будешь дальше слушать и не поймешь ничего. Сам виноват.
Владик вздыхает. Генке кажется, что вздыхает он с облегчением.
– А помнишь, как Илька все спрашивал: «Это по правде было?» Забавно, – говорит Владик.
…Генка считает в небе «конверты». Один, два… пять… девять… Ого, вон еще два: «Сатурн» и «Битанго».
– Одиннадцать змеев, – говорит Генка. – Здорово сегодня! А «Фрегат» все равно выше всех.
Владик скромно молчит. Но, конечно, он рад.
– Стоп, внимание! – командует Генка. – Сигналы… Это Воробей с нами здоровается. Три белые «телеграммы» – это тебе. Две зеленые и белая – мне. Какой вежливый стал Воробей!
– Ответим?
– Бумаги нет. Для его позывных желтая бумага нужна… Давай просто качнем.
Они несколько раз коротко дергают нитки, и «Фрегат» с «Кондором» снисходительно кивают Яшкиному «Шмелю». Неуклюжий «Шмель», не ожидавший такой чести, начинает кивать в ответ, радостно дергается, мотает хвостом и, не удержавшись на высоте, начинает круто падать к дальним крышам.
– Допрыгался, – мрачно говорит Генка. – Закувыркался.
– Упал?
– Как железный.
– Надо выручать, – вздыхает Владик.
– Не надо, без нас подберут… Вон «Битанго» сигналит, что подберет. Антошка Калинов.
– «Битанго»… – повторяет Владик.
– Непонятное имя какое-то, – говорит Генка. – Антон всегда выдумывает.
– Непонятно? – переспрашивает Владик. – Это испанское слово. Это и значит – «воздушный змей».
– Ты учил? – удивляется Генка. – Испанский?