Табак
Шрифт:
– Хорошо. – Змеиный взгляд министра стал еще более неподвижным и холодным. – Тогда я им отвечу так: «Вы торгуете с коммунистической страной. Брат директора крупнейшей из фирм, с которой вы ведете дела, – коммунист!..» Моя полиция арестовала его вчера вечером.
Костов широко открыл глаза. Он понял, почему министр ведет себя так самоуверенно.
– Вы должны освободить его немедленно, – сказал эксперт.
– Подумаю.
– Что тут думать? – Костов опять посмотрел на министра с раздражением. – Не стоит беспокоить совет министров из-за таких пустяков…
– Я сказал: подумаю, – повторил
Когда гость Костова уходил, вопрос об освобождении Стефана и о табаке «Марицы» был улажен вполне. И тогда главный эксперт «Никотианы» снова понял, что мир грязен и подл, но иным быть не может.
На другой день по шоссе, которое вело в город X., шли две машины.
В первой – чтобы не глотать пыли – сидели господа фон Гайер, Лихтенфельд, Прайбиш и майор генерального штаба Фришмут из рейхсвера. Майор Фришмут, разумеется был в штатском, и очень трудно было бы заподозрить его в том, что он приехал в Болгарию не по торговым делам, а с какой-то другой целью. Машина была обыкновенный «мерседес». В отделке ее обнаруживались первые признаки той бережливости, которой нынешние времена требовали от немецкой промышленности. Тем же стремлением к бережливости объяснялось распоряжение Германского папиросного концерна, запрещающее служащим за рубежом покупать себе машины не германского производства. Поэтому один из четырех спутников, а именно барон фон Лихтенфельд, с некоторой горечью думал об элегантном «студебеккере», который катил сзади.
В «студебеккере» ехали генеральный директор «Никотианы» и ее главный эксперт. Костов сидел за рулем и с раздражением думал о рыболовных принадлежностях Прайбиша, которые заметил в машине немцев перед отъездом. Не меньшее негодование вызывали в нем ружье, собака и охотничьи гетры Лихтенфельда. Все это предвещало, что придется таскаться по горам.
В синем небе, над полями созревшей пшеницы, пели жаворонки, из леса веяло прохладой и ароматом дикой герани. На зеленых холмах паслись стада, и звон колокольчиков мелодично разносился в свежем воздухе, напоенном запахом росистой травы. Июньский день сверкал золотом и лазурью.
– Костов! – внезапно проговорил Борис.
– Что? – откликнулся эксперт. Голос его прозвучал резко, но Борис привык к этому и сделал вид, что не замечает недовольства своего соседа.
– Что вы заказали на обед?
– Форель под майонезом, телятину, цыплят, слоеный пирог, мороженое и фрукты.
– А жена бухгалтера сумеет все это подать?
– Думаю, что да… Она окончила американский колледж.
– Что будем пить?
– Я везу ящик своих испанских вин.
– Отлично, – проговорил Борис, очень довольный. – Так у вас еще осталось испанское вино?
– Это последнее… – сердито ответил эксперт.
– Надо заказать еще.
– Пошлипа слишком высока.
– Пустяки… Все за мой счет.
Борис рассмеялся.
– Вам смешно, а мне стыдно, – сказал эксперт.
– Чего?
– Этих любезностей… Остается только, чтобы они потребовали у вас женщин. Да, скоро мы начнем искать для них женщин и тогда совсем уподобимся грекам.
– Значит, станем хорошими торговцами.
– Вы – да, но только не я.
– Опять угрызения совести… Никак не научитесь презирать людей!.. Неужели вы боитесь сыграть на нравственной слабости каких-то немцев? Я был о вас более высокого мнения… Ну что ж, давайте станем порядочными! Предоставим сверхчеловекам стричь нас, как овец!..
Борис рассмеялся ровным, негромким, коротким смехом, после которого уже не хотелось спорить, – мрачным смехом, вызванным не отсутствием гордости, но полным отрицанием всех нравственных устоев.
Костов немного подумал и сказал твердо:
– Вы плохо кончите. – Затем решил переменить тему: – Что делать, если Лихтенфельд заупрямится?
– Позовете Прайбиша.
– Но и Прайбиш мало что смыслит в табаке.
– Тогда обратитесь к фон Гайеру и ко мне. Мы не пойдем ни на какие уступки.
– Это только сказать легко, – процедил Костов. – А провозимся дня три, не меньше.
– Может, и больше.
– Мне надоело забавлять немцев!.. – вспыхнул эксперт.
– Делайте, как я, – забавляйтесь сами.
– У меня другие вкусы.
– Вкусы – дело относительное… Я, например, не выношу ваших скучных снобов.
– Правильно, – сказал Костов. – На их счет не поживишься.
– Значит, я честнее вас… Я не делаю ничего такого, что мне претит. А вы ропщете, но не отказываетесь от жалованья, которое получаете в «Никотиане». – Борис усмехнулся. – Разве это хорошо?
– Это было бы отвратительно… Но я вовсе не потому держусь за вашу «Никотиану», что хочу получать жалованье – Костов театрально вздохнул. – Я и так достаточно богат!
– Почему же вы тогда не уходите?
– А так!.. По привычке, от скуки, душевная лень мешает, инертность… Порой я и правда презираю себя.
– Вот видите? А позволяете себе брапить работящего торговца.
– Вы не торговец, – сказал Костов. – Вы – гангстер!
Борис удивленно посмотрел на него и опять засмеялся. Даже эта дерзкая шутка не могла испортить его хорошее настроение после ночи, проведенной с Ириной.
– Костов!.. – произнес он немного погодя.
Эксперт окинул взглядом дорогу перед машиной и па мгновение повернул лицо к шефу.
– Неужели «Никотиана» надоела вам до такой степени? – с лукавой грустью спросил Борис.
– Надоела – мало сказать… Она мне опротивела!
– Разве я так плох?
– Плохи ваши методы.
– Значит, сам я не совсем уж темная личность?
– Вы фантазер, – ответил Костов, немного помолчав. – И это вас до некоторой степени оправдывает.
– Так. А хотите стать компаньоном фантазера? С процентным участием в прибылях и под моим руководством?
– Нет, – ответил Костов, – не хочу.
– Итак, вы серьезно решили со мной расстаться?
– Этого я еще не сказал.
– А что значит ваш отказ?
– Только то, что я не хочу быть вашим компаньоном. Зачем вам компаньон?
– Боюсь, как бы вы не поступили, как эксперт Барутчиева… Вы единственный человек, с которым я могу разговаривать по-дружески.
– Ну конечно!.. – с горечью проговорил Костов. – Я вам необходим.
– Не ставьте так вопрос. Просто вы мне нравитесь как человек. Теперь скажите прямо: вы остаетесь в «Никотиане»?