Таблетки от пуль (сборник)
Шрифт:
Благодаря этой силе, всё съеденное человеком постепенно возвращалось в первоначальное состояние: ломти ветчины трансформировались в маленьких поросят и весёлых свинок, куски хлеба срастались в буханки, куриные ножки и крылышки находили друг друга и обрастали перьями, появлявшимися будто бы и вовсе ниоткуда… Некоторые учёные полагали, что в этом виноват вдыхаемый воздух и выпитая вода. То есть, имеющиеся в них загрязнения. Поэтому, наверное, в последнее время так выросло число ратующих за чистоту окружающей среды…
Вся пища оставалась с человеком, до поры до времени никуда
Но об этом Ууту, как любому нормальному человеку, думать не хотелось, и потому он переключил внимание и мысли на нянек и кормилиц, вынесших новорожденных младенцев погреться на солнышке.
Уут залюбовался не самими няньками и кормилицами, хотя их румяные попки из аппетитно поджаренных булочек и груди из кексов с мармеладом могли свести с ума кого угодно. Нет, он залюбовался самими младенцами — маленькими белыми капельками. Кроме молока они пока ничего не ели, и потому сохранили первородную чистоту.
Для того он и приходил в парк, а не просто посидеть, отдохнуть и погреться на солнце. В его возрасте солнце могло быть вредно: излучение ускоряло процессы фотосинтеза в регенерируемых растениях.
«Может, и вправду меньше есть? — с тоской подумал Уут. — Следить за собой, во всём отказывать… А-а, да ну его! Один раз живём, будь что будет!»
Уут тяжело оторвался от скамейки, и побрел к выходу из парка, слегка подволакивая ногу: козья полутуша, оказавшаяся сегодня в левой ноге, плохо двигалась.
«Надо будет поесть козлятины до восполнения, — подумал Уут. — Станет полной козой, пошустрее будет. Вот так порой получается: ешь для себя, а получается — для других!»
С высоты своего огромного роста продуктовой горы, скапливающейся на протяжении пятидесяти лет, он лениво озирал проходящих: таких же громадин-стариков, как он, а то и ещё более старших жителей города, юркую малышню, у которых за душой, то есть над душой, ничего не было — кроме нескольких десятков котлет, изюминками украшающих ком манной каши, да разбросанными по ней искорками карамелек и блямбами сотен порций мороженого.
«Когда-то и я был таким», — с грустью подумал Уут. Но теперь конфеты и мороженое остались погребёнными под толстым слоем — в три-четыре наката — копчёных колбас, утиных и гусиных ножек, постепенно превращающихся в кур и гусей… ну и всем прочим, что может позволить себе солидный состоятельный мужчина.
И вдруг Уут замер. Двигающийся навстречу человек — настоящий гигант, раза в полтора выше Уута, которого почти сплошь покрывали живые шевелящиеся утки, куры, индейки, кролики, коровы, бараны и свиньи, внезапно остановился, всплеснул руками, и медленно-медленно начал рассыпаться на составные части.
Захлопали крыльями и стали разлетаться птицы. Закудахтали куры, запели петухи, закрякали утки. Замычали быки и коровы, помахивая хвостами и удаляясь в разные стороны, не пытаясь сбиться в стадо, что делали в естественных условиях.
«Наверное, надоели друг другу до чертиков», — мелькнула в голове Уута крамольная мысль.
Живая гора расползалась на глазах.
Кролики прыскали белыми и серыми брызгами,
Рыбы бились на асфальте. Лишь немногим экземплярам удалось ускользнуть в ливнёвую канализацию вместе со струящейся из тела водой.
Прохожие, на мгновение замерев от неожиданности, бросились к бесформенной горе и принялись растаскивать то, что не могло удалиться своим ходом. Некоторые проглатывали схваченное тут же, некоторые уносили с собой, набивали сумки, как будто специально ждали этого момента. А что ж, может, и ждали, ходили по пятам. Недоедают, что поделаешь. Нищие…
«Такова традиция, и никто не вправе её нарушать, — печально подумал Уут. — А потом приедут государственные служащие, подберут то, что осталось, увезут на склад, рассортируют: сосиски к сосискам, морковку к морковкам, огурцы к огурцам, капусту к капусте… Поймают разбежавшихся животных, отправят на соответствующие фермы, а затем — на бойни. Приготовят всякие вкусные вещи и развезут по магазинам. Вековечный круговорот пищи в природе. Да, будет у служителей культа работы! Гора-то вон какая… Но таков наш мир и другого нам не дано».
Прохожие, расхватав кому что понравилось, двинулись по своим делам.
Помедлив, двинулся и Уут. Он ничего не взял, нарушив традицию, но и это было в его праве.
Он продолжал размышлять — о бренности бытия, о том, что не далее как на прошлой неделе ему пришлось стать свидетелем такого же печального зрелища, о неизвестности собственного срока.
И лишь изредка ему почему-то становилось жаль покоящуюся где-то в середине его огромного разбухшего тела маленькую белую капельку…
Детские игрушки
— Патроны есть? — крикнул Петька, отчаянно работая насосом. Нагнетаемый в камеру автомата воздух непонятным образом превращался в порох и пули. Петьке повезло, он мог не думать о патронах. Но, как настоящий командир, не мог не заботиться о своих бойцах. А вот у Славика дела обстояли хуже: ему достался крупнокалиберный пулемёт из красной пластмассы — вернее, он сам его выбрал — работающий на песке, и теперь Славик доскребал последние остатки из песочницы. Но малыши понимали серьёзность ситуации и не плакали, видя, как разрушается их среда обитания.
Агрессоры из соседнего двора не сдавались. Они подкатили откуда-то два танка, броня которых была сплетена из растущих у них деревьев и кустов, но настолько модифицировалась в процессе изготовления, что и кумулятивные снаряды от неё отскакивали. Двор за их спинами зиял белизной обломанных и обескоренных стволов. Потому они и напали на Петькин двор, что теперь не могут лазить по деревьям.
Девчонки, судорожно переползая под вражеским огнём, собирали разбросанные по двору остатки разбитых укреплений: щепки, бумажки и спичечные коробки, чтобы прессовать из них новые снаряды для единственного оставшегося целым орудия. Орудие обслуживала Верка — боевая девчонка, которая немного нравилась Петьке. Девчонки давно уже раскопали все свои «секретики» и отлили из них первые пули.