Табу на нежные чувства

Серова Марина Сергеевна

— Так машина же… — начал было он.

— А машину я у тебя завтра куплю. Приеду сразу с деньгами и куплю.

— Ну, Женька, ты даешь, — усмехнулся Проханов. — Могла бы просто сказать, забудь, Олежка, про меня и друзей моих, и про дом, в который ты нас привез, тоже забудь. Я ведь парень неболтливый, сама знаешь. Я лишнего трепать не буду.

— Вот и отлично, — улыбнулась я. — Тогда до завтра.

Мы добрались до дома уже в первом часу ночи, на наше счастье, любопытных прохожих поблизости не было,

так что на парня с кляпом во рту и наручниками на запястьях никто не мог обратить внимание. Тем не менее мы постарались максимально быстро преодолеть расстояние от подъезда, возле которого остановились, до подъезда, в котором жили.

Оказавшись в квартире, Эдуард Петрович с удовольствием скинул ботинки и потянулся.

— Наконец-то мы дома, как хорошо.

Я с улыбкой посмотрела на своего клиента и повела Смирнова в комнату, где отстегнула наручник с его левой руки и пристегнула к трубе батареи. Сняв с головы Леньчика беретку и вынув кляп, я сказала:

— Устраивайтесь поудобнее, Леонид Владимирович.

Смирнов огляделся по сторонам, потом уселся прямо на пол и зло посмотрел на меня.

— Ты сумасшедшая, — сказал он, — ты даже не представляешь…

— Представляю, — перебила я своего собеседника. — Но вы сами во всем виноваты, у меня не было другого выхода.

— Что тебе надо? — спросил он.

— Просто поговорить.

Пододвинув кресло к батарее, я уселась напротив Смирнова и посмотрела ему в глаза:

— Вам знакомо имя Крапивина?

— Нет, — он отвернулся.

— Крапивин Эдуард Петрович, журналист, который поведал миру страшную историю о том, как сын заказал своего отца. Неужели не слышали о таком?

— Этот худощавый стручок и есть журналист Крапивин? — Смирнов кивнул в сторону кухни.

— Это он.

— Вот гад. — Леньчик покачал головой. — Сначала статьи свои клепает, а потом в заложники меня берет. Меня, Смирнова. Совсем страх потеряли журналюги поганые.

— Крапивин сам стал заложником. Заложником обстоятельств. И у меня есть основания полагать, что вы приложили к этому руку.

— Чего? — Смирнов вскинул голову. — Да чтобы я марал руки о всякую падаль? Мне дела нет до этого Крапивина.

— Неужели? Неужели вам никогда не хотелось отомстить поганому журналюге?

— Да будь моя воля, я бы его сразу в землю зарыл, — зло ответил Смирнов.

— Так что ж не зарыли?

— Не до этого было, — тихо ответил Леньчик. — Много других проблем накопилось. Журналиста я на десерт оставил.

— Выходит, настало время десерта, вы разгребли все проблемы и решили побаловать себя сладеньким. — Я продолжала измываться над Смирновым.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Он снова отвернулся и потрогал болезненную шишку у себя на лбу. — Есть что-нибудь от головной боли? Башка раскалывается.

— Еще бы она не раскалывалась, —

усмехнулась я, поднимаясь с кресла. — После встречи с огнетушителем у любого башка раскалываться будет.

Я вышла из комнаты и направилась в кухню. Здесь уставший и сонный Эдуард Петрович сидел за столом с чашкой горячего чая, а заботливая Марусенька хлопотала возле него.

— Ну что? — спросили они в один голос, увидев меня. — Сознался?

— Нет. — Я подошла к раковине и включила кран с холодной водой. — Уже начинаю сомневаться, что ему есть в чем сознаваться. Либо он Ваньку валяет, либо действительно не понимает, чего я от него хочу.

— Не верьте ему, — категорично заявил Эдуард Петрович. — Это он, я уверен. — Бедный журналист уже так устал жить в неведении, что готов был приписать свои страдания любому.

Я отнесла болеутоляющее Смирнову. Он жадно выпил воду, делая большие глотки, потом утерся, вернул мне пустой стакан и тихо спросил:

— Надеюсь, вы не собираетесь держать меня здесь всю ночь?

— А вы хотите, чтобы я вас домой отвезла или обратно в «Юрту»?

— Я устал и хочу спать.

Я подошла к кровати, стащила покрывало, подушку и кинула их на пол к ногам Смирнова.

— Ложитесь, Леонид Владимирович. Поговорим завтра утром.

— Ты больная, — простонал он, оттолкнув ногой предложенную подушку.

— Дело ваше, — ответила я и вышла, не закрыв за собой дверь.

Когда я заглянула в комнату минут через пять, Смирнов полулежал на полу, прислонившись к стене, и спал. Подушку он подложил под прикованную к трубе руку.

Я присоединилась к семейству Крапивиных, которые по-прежнему чаевничали на кухне.

— Что вы собираетесь делать дальше? — шепотом спросил Эдуард Петрович.

— Пока не знаю, мне надо подумать, — ответила я, наливая себе воды.

— Ой! — Мария Аркадьевна вздрогнула.

Мы с Крапивиным посмотрели на нее, а она, улыбаясь, объяснила свою реакцию:

— На мобильный телефон кто-то позвонил, он у меня на вибраторе стоит. — Растянув верхнюю пуговицу на кофте, она ухватилась за шнурок, на котором висел ее мобильник, и достала телефон.

— Кто может звонить тебе в такое время? — Удивленный Крапивин посмотрел сначала на часы, потом на супругу.

— Не знаю, — робко ответила она, протягивая трубку мужу. — Номер не определился.

— Дайте-ка мне. — Я взяла из рук Крапивиной вибрирующий мобильный телефон и посмотрела на экран. Действительно, номер не определился, вместо цифр я увидела многоточие.

— Кто это может быть? — Эдуард Петрович снова перешел на шепот.

— Хотите проверить? — Я предложила журналисту ответить звонившему.

— Нет, — он замотал головой.

— Тогда это сделаю я.

Я нажала на кнопку и поднесла трубку к уху.