Табу на нежные чувства
Шрифт:
— Слушаю.
— Позовите, пожалуйста, вашего мужа, — в трубке я услышала уже знакомый мужской голос. Этот голос принадлежал странному человеку, который названивал Крапивину и угрожал.
— А с кем я разговариваю? — Я знала, что не услышу правдивый ответ на свой вопрос.
— Это не имеет значения. Позовите, пожалуйста, Эдуарда Петровича.
— К сожалению, он уже спит. Перезвоните завтра. — Я быстро отключилась, а потом перевернула мобильный телефон, открыла заднюю панель и вытащила сим-карту. — Уберите это куда-нибудь. — Я протянула карту Крапивиной. — Будет лучше, если по вашему номеру нас никто не будет беспокоить.
— Это
— Да, но вам нечего бояться.
— Значит, он знает, где мы прячемся, — тихо сказал журналист, хватаясь за голову. — Я пропал.
— Нет, он не знает, где вас искать, если бы знал, позвонил на городской номер. Он знает только, что Мария Аркадьевна теперь с вами, и решил воспользоваться ее номером, ваш ведь по-прежнему недоступен.
— Значит, Смирнов тут ни при чем? Его придется отпустить. Но ведь он никогда не простит нам того, что мы с ним сделали, — Эдуард Петрович был на грани нервного срыва. Хватаясь за грудь, он привалился к стене и жалобно простонал: — Воды…
Мария Аркадьевна засуетилась и закудахтала:
— Кто звонил? Кого ты боишься, почему я ничего не знаю? Эдичка, миленький, потерпи.
Эдуард Петрович не реагировал на вопросы жены, он выпил воды, отдышался и только потом выступил с заявлением.
— Евгения Максимовна, надо что-то делать. Мы проверяем всех ваших подозреваемых, в результате чего наживаем себе еще больше проблем. Завтра утром надо будет позвонить Мечникову, — наставлял меня журналист, — пусть приезжает и забирает нас отсюда. Тут становится небезопасно. — Я проигнорировала его категоричный тон, предаваясь размышлениям. — И обязательно скажите Константину Афанасьевичу, чтобы он соблюдал осторожность. В дверь пусть звонит по условному сигналу. Он знает. Сначала три длинных звонка, потом два коротких.
— Что вы сказали? — спохватилась я.
— Я говорю, Мечникова надо вызывать! — Крапивин повысил голос.
— Нет, что вы сказали про условный звонок?
— Три длинных звонка, два коротких. В последнее время я открываю дверь только тем, кто звонит по условному сигналу.
— И много человек знает этот сигнал?
— Нет, только вы, Константин Афанасьевич и несколько моих сотрудников.
Я задумалась, вся эта гнусная история с одним неизвестным стала, как мозаика, собираться у меня в голове. Одно цеплялось за другое, и вскоре я была почти уверена, что знаю имя человека, который решил окончательно испортить жизнь журналисту Крапивину. Но затевать разговор сейчас, на ночь глядя, я не стала, предпочитая оставить это на утро.
— Эдуард Петрович, Мария Аркадьевна, у нас был тяжелый день. Вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Идите лучше спать.
— Вы сделаете так, как я вам сказал? — поинтересовался журналист, который вновь почувствовал себя хозяином положения, умеющим принимать верные решения.
— Разумеется. Обещаю вам, скоро все это закончится. А теперь спать.
Я с трудом затолкала Крапивиных в комнату и выключила свет. Потом закрылась в ванной, привела себя в порядок, обработав разбитую губу, избавилась от рыжего парика и зеленых контактных линз и удалилась в комнату, которую этой ночью мне пришлось делить с Леонидом.
Утро следующего дня стало тяжелым для всех. Смирнов еще сквозь сон начал стонать от головной боли, Эдуард Петрович до трех утра разговаривал с женой, я слышала их нервный шепот и плаксивое причитание, только в начале четвертого они угомонились и заснули.
В семь утра Смирнов проснулся и приветствовал меня неожиданным вопросом:
— Ты кто такая? Сколько вас тут, ядрена мать?
— Как спалось, Леонид Владимирович? — Я поняла, что без парика он меня не признал.
— Рыжую позови, — прорычал он.
— Кого позвать?
— Я говорю, рыжую позови. Глухая, что ли?
— Не надо так нервничать, Леонид Владимирович. — Я поднялась с кресла и подошла к нему поближе. — Рыжая — это я, и у меня есть имя.
— Опа. — Смирнов присвистнул. — И правда ты. Как тебе это удалось, ни за что не признал бы. Разве что по голосу. — Он дернулся. Позабыв о том, что рука его по-прежнему прикована к батарее. — Сними наручники.
— А вы будете хорошо себя вести? — с ехидной улыбкой на лице поинтересовалась я.
— Наручники сними! — повторил он свою невежливую просьбу.
— Ладно.
Я освободила своего пленника, и он поднялся с пола, кряхтя, как восьмидесятилетний старик. После сна в неудобной позе руки и ноги у него затекли.
— Ванная там, — я указала на дверь, за которой находился совмещенный санузел.
Когда Смирнов скрылся за этой дверью, я подтащила невысокий комод, который стоял поблизости, и придавила им дверь ванной. Я решила обезопасить себя и чету Крапивиных на случай, если Смирнов попытается оказать сопротивление. Затем удалилась на кухню и первым делом поставила на плиту чайник. Включила телевизор, пощелкала переключателем в поисках местного тарасовского канала и уселась за стол смотреть «Новости». Многочисленные рекламные ролики, большинство из которых походили на обычные частные объявления с картинками, оттягивали время новостей, наконец бегущая строка внизу экрана известила телезрителей о том, что с минуты на минуту начнется экстренный криминальный выпуск. Эти экстренные выпуски уже стали меня настораживать, предыдущие были косвенным образом связаны с Крапивиным, и я опасалась, что очередное происшествие тоже будет иметь к нему отношение.
— В чем дело, эй? — В ванной комнате буянил Смирнов. Он долбил в дверь и настойчиво требовал освобождения. — Выпустите меня немедленно!
Мне пришлось прервать просмотр рекламы и поспешить на выручку Леониду Владимировичу. К моменту моего появления он уже умудрился сделать небольшой зазор между комодом и дверью и, просунув нос в узкую щель, орал на все квартиру.
— Рыжая, выпусти меня, твою мать!
— Тише, — рявкнула я, отодвигая комод в сторону.
Я ожидала атаки со стороны заложника в любую секунду, поэтому постоянно держала его в поле зрения. Но Смирнов, бледный, как полотно, с красными от усталости глазами и пересохшими губами, выглядел совсем не по-боевому.
— Не боись, не трону, — сообщил он мне, когда оказался на свободе. — Есть что-нибудь пожрать?
— Пошли на кухню. — Я пропустила Леонида вперед, сама пошла следом.
Проходя мимо комнаты Крапивиных, я обнаружила вялые признаки жизни со стороны Марии Аркадьевны. Не открывая глаз, она ворочалась в постели, перетягивая махровый плед на свою сторону. Эдуард Петрович лежал как убитый, и, если бы не его скромное посапывание, я бы могла заподозрить неладное. Шум, поднятый Смирновым, не сильно потревожил сон четы Крапивиных.