Табу
Шрифт:
В тот самый момент, когда Кейт наконец заснула, руки Джо крепко сжимали штурвал его «Б-17» – устаревшей модели, прозванной «сломанной стрелой». Луга и поля Германии, испещренные множеством рек, отливавших золотом утреннего солнца, с высоты в 28 ООО футов выглядели обманчиво-приветливыми, дышащими миром и покоем. Сегодня утром в четыре тридцать экипажи боевых самолетов ознакомили с заданием– на этот раз объектами бомбардировки должны были стать заводы в Швейнфурте, находившиеся в семидесяти милях от Франкфурта, выпускавшие шарикоподшипники. Это были одни из наиболее хорошо охраняемых мишеней в Европе. Задание было связано с огромным риском. Чтобы выполнить его, нужно было несколько часов лететь над территорией Германии под огнем немецкой противовоздушной
Подразделению Джо предписывалось выполнять полет на небольшой высоте. Это было очень опасно, так как делало их самолеты особенно уязвимыми для обстрела немецкими зенитками и истребителями. Будучи фланговым летчиком, Джо должен был особенно искусно маневрировать, чтобы не причинить вреда другим машинам.
Самое главное было – сохранять боевой строй. При лобовой атаке «Б-17» не мог защитить себя от атакующих его «ME-109» или «ФВ-190». Из-за технических особенностей огневой установки «Б-17» не мог вести непрерывный огонь. Ушлые, но педантичные немецкие асы любили приурочивать свои атаки к двенадцати часам. Единственной возможностью отбиться от них и выиграть сражение было сохранение боевого строя – чтобы снайперы других бомбардировщиков подразделения Джо могли поддержать его своим огнем.
В таких критических ситуациях становилось особенно ясно, кто из них – настоящий мужчина. Инфантильным юношам приходилось особенно туго. Неискушенный летчик начинал нервничать и метаться, нарушая боевой порядок. Эти хаотичные действия немедленно привлекали внимание немецких асов. Опытные немецкие пилоты потирали руки от удовольствия в предвкушении легкой добычи, которой был для них зеленый американский новичок или летчик с неуравновешенным характером. Буквально носом чуя слабое звено в строю американских боевых машин, фашист мог заставить неопытного пилота впасть в панику и спикировать прямо к нему на своем «108-м» или «190-м» – грозном «призраке», который мог вынырнуть просто из пустоты, по мере того как самолеты союзников подлетали к важнейшим объектам противника.
Дневные полеты, вопреки ура-патриотическим отчетам военных корреспондентов, стоили американцам множества «Б-17». Англичане, предпочитавшие ночные рейды – это было их принципом с самого начала войны, – считали эти вылазки непростительным безумием. И, как оказалось впоследствии, они были не так уж неправы. Только на одном боевом задании в прошлом месяце американцы потеряли шестьдесят бомбардировщиков – цифра, за которой стояло множество искореженных машин и погибших людей. Черчилль и Рузвельт все еще не могли прийти к единому мнению по поводу верной стратегии, и казалось, только тогда, когда число убитых американских граждан сумеет остудить горячие головы, рукоплескавшие по поводу ущерба, нанесенного объектам противника, дело сможет сдвинуться с мертвой точки. Раньше этого времени ожидать единодушного решения политиков было трудно.
В то время как промерзшие руки Джо сжимали штурвал самолета, его голова была полна горькими мыслями о том, что хроники новостей и пресс-релизы ВВС не упоминают об одной из самых важных особенностей «Б-17»: о жутком, почти непереносимом холоде в кабине самолета. На высоте 28 000 футов температура внутри могла упасть до пятидесяти градусов ниже нуля.
Эффект этого невыносимого холода для летчика, находившегося в воздухе в течение пяти часов, был просто убийственным. Об окоченевших руках и ногах и говорить было нечего. Любая часть тела, прикоснувшаяся к смертельному холоду стали фюзеляжа, немела в одну минуту. Обморожение было одной из самых распространенных травм. Военные специалисты ВВС придумали электрические перчатки и ботинки, чтобы хоть как-то спасти ситуацию, но от них было мало толку. Электропровода были расположены в области ладони, оставляя пальцы уязвимыми для холода. И электрические ботинки помогали мало. Члены экипажа наносили различные мази на части лица, не закрытые кислородной маской, пытаясь уменьшить опасность обморожения.
На сегодняшнем задании авиагруппа Джо объединилась с 98-й, 217-й и 432-й. Согласно идеальному взгляду на положение вещей, каждое подразделение должно было состоять из восемнадцати боевых машин. Но за последние две недели 125-я авиагруппа потеряла семь самолетов во время рейдов над Австрией и Францией, 98-я недосчиталась пяти машин, 217-я – трех, а 432-я лишилась половины. Желание Рузвельта убедить англичан в целесообразности дневных полетов стоило американским летчикам слишком дорого.
За последние три месяца Джо потерял много друзей. Немцы были всегда наготове, встречая янки шквальным заградительным огнем зениток, двадцатимиллиметровых орудий, тридцатимиллиметровых пулеметов и ракетами, выпускаемым по боевому строю самолетов.
Самым скверным в этих сражениях было то, что экскортирующие подразделения истребителей «П-17» не были способны взять на борт горючее в количестве, достаточном для того, чтобы долететь до цели без дозаправки. В какой-то момент им приходилось поворачивать назад, оставляя бомбардировщики без прикрытия перед натиском противника. Это было как раз то, чего ждали немецкие летчики. Шанс достичь цели и вернуться назад живым давало лишь место в боевом строю – только так можно было отбиться от назойливых вражеских самолетов, моля Бога о том, чтобы выйти сухим из огненного ливня немецких зениток, сбросить свои бомбы и вернуться на рубеж, от которого новая группа истребителей, американских или английских, будет сопровождать тебя на свой аэродром.
Сегодняшний вылет был тридцать седьмым по счету боевым заданием Джо. Если он выживет, ему останется еще двенадцать. Как и другие летчики, он давно перестал их считать– он видел так много мертвых, изуродованных тел своих товарищей, что мозг его мог просто разорваться, если бы он стал заниматься подсчетом. Об этом нельзя было думать. Иногда у него не хватало сил даже на то, чтобы надеяться. Жить означало не думать о смерти. Летчики вели себя как беззаботные дети, отпуская шуточки и рассказывая байки о своих подвигах и опасностях, которым они подвергались, словно ежедневная тень смерти была делом обычным, – делая из слона муху. Чего тут волноваться? Их страх был спрятан так надежно в глубинах души, что поверхность ее казалась абсолютно незамутненной.
Воспоминания о поездке домой к Кейт потеряли свою остроту перед лицом кошмара боевых вылетов. Он хранил их в тайнике своего мозга, куда он заглядывал в те минуты, когда оставался наедине со своей душой. Было больно и трудно думать о Кейт, потому что всякий раз, когда он представлял себе ее красивое лицо и вспоминал их последний поцелуй, его воображение рисовало ему жуткую картину – его тело разлетается на миллионы клочков от взрыва немецкой ракеты. Это может случиться завтра, послезавтра… Завтра он снова летит на задание. Но мысль о собственной смерти терзала его меньше, чем стоявшее у него перед глазами лицо Кейт, искаженное горем, которое принесет ей его гибель.
Кейт всегда была рядом с ним в глубинах его души, но он думал о ней только в те моменты, когда кровавая бойня войны давала ему мимолетную передышку. Позволить себе жить и чувствовать, как в мирное время, означало потерять рассудок.
Сегодня Джо был в своем обычном состоянии– уверенный в себе, полный самообладания и готовности сражаться с противником изо всех своих сил.
Его тревожило только то, что сегодняшний вылет был пятидесятым для его второго пилота Генри Апчерча, двадцатипятилетнего молодого человека, с мягким выговором, из Арканзаса. Генри не скрывал своей радости по поводу того, что это было его последним боевым заданием, но не выражал это открыто из-за суеверного страха. Все летчики боялись последнего задания. Столько пилотов погибло во время такого испытания, что это стало уже своего рода дурной приметой. Всем было не по себе, когда один из членов экипажа отправлялся в свой завершающий полет.