Таёжные походы. Рассказы. Часть 1
Шрифт:
Держась поближе к речному руслу, я прошел через лес, и снова вышел на голый склон. Ближе к вершине перевала, тропа пошла по обнаженным гранитным глыбам, с хрустящей, под сапогами, корочкой мхов. Стало заметно холоднее. Появился кедровый стланик, и карликовые березки, пробивающиеся сквозь каменные щели.
Я устал, захотел есть, и решил пообедать. Подойдя к очередному водопаду, набрал воды, развел костер из сухих веток стланика, и поставил кипятить воду. Пламя, почти без дыма, оранжевой занавесью поднималось вверх, лизало закопченный чайник, но тепла, казалось, давало очень мало.
Однако, вода в котелке закипела быстро, я заварил чай и расположился обедать.
Съев
Взойдя на перевал, я долго стоял осматриваясь. Байкала не было видно. Кругом лежали заснеженные вершины. Впереди располагалось плоскогорье, поросшие чахлыми деревцами, лиственниц. Достаточно далеко впереди, я увидел большой речной поток, по цвету напоминающий холодный свинец. "Это Лена - понял я. И она здесь уже широкая". Над рекой, на дальнем берегу поднимался холм, лишенный растительности, и укрытый метровым слоем белого снега. Я поднялся на километровую высоту над озером, но здесь был уже типичный пейзаж приполярной тайги: мох, карликовые деревца, холодно...
Жить здесь было бы очень неудобно. Тут еще только самое начало весны, и внизу на берегу, теплее градусов на десять и совсем другая природа.
Пройдя по заснеженной тропе, я вдруг увидел столбы метеостанции, окруженную, металлической проволочной сеткой - оградой.
"Это от диких зверей - подумал я. А может от туристов". Тропа, обогнув метеопункт, терялась в зарослях стланника. Под ногами, похрустывал мокрый, недавно выпавший снег, который укрыл все следы, мох и конечно тропу. Я глянул на солнце и подумал, что могу заблудиться в незнакомом месте, и придется ночевать здесь. Конечно, хотелось помыть лицо в вершинной Лене, в самом ее истоке, но я решил не рисковать и отложить дальнейшее знакомство с Леной до следующего раза.
"Ничего - подбадривал я сам себя.
– Я ее видел и это главное. А знакомство с истоками - это дело не одного дня".
Я стал осторожно спускаться по своим следам. Вниз идти было легче и быстрее. Быстро пересек кедровый лес посредине подъема, потом миновал ворота Солнце - пади со скалистыми кряжами с двух сторон, и попал в предгорный лес, с лесной дорогой, петляющей среди неровностей холма.
В один момент, я, слева в чаще, которую дорога огибала стороной, услышал медвежий рык, рявканье. Я стал идти осторожнее, тщательно вглядываясь в заросли, но медведя не увидел. Времени оставалось еще достаточно, и я решил немного пройти по лесной дороге, вглубь тайги.
Заросший смешанным лесом, холм плавно спускался к озеру, продольными волнами, похожими на заросшие овраги с пологими склонами. Я, спустившись на дно такой "волны" - видел только верх гребня, и когда поднимался, то видел и дно и противоположный борт. Вот так поднимаясь из низины, вверх, я, вдруг, впереди увидел движущиеся лошадиные головы с серыми длинными гривами и хвостами. Я застыл неподвижно и лошади, а среди них были и два жеребенка, с крупную собаку величиной, подошли очень близко.
Стоило мне пошевелиться, и лошади резво развернувшись, с топотом, быстро ускакали в лес, почти мгновенно скрылись из глаз, в чаще. "О-го-го - думал я.
– Ведь это мустанги - дикие лошади. Они когда-то и где-то отбились от людей и одичали, стали жить в тайге, как жили их далекие предки. Нечто подобное я видел в Крыму, путешествуя по яйле. Там я видел настоящего красного мустанга с
"А все-таки это красиво - рассуждал я, повернувшись и шагая в сторону метеостанции.
– Эти лошади живут табуном. Они уже боятся людей, как наверное боятся и медведей. Для них медведи в здешних местах, наверное, главные враги. Если, конечно, здесь нет волков...
Придя на метеостанцию засветло, сходил к егерям в избушку, увидел оцинкованную ванну полную только, что пойманной рыбы - крупных хариусов-черноспинников. Егеря пожаловались, что рыба - эта главная пища здесь. Кругом полно зверя, но стрелять не разрешают.
– Если бы не рыба, хоть с голоду подыхай - невесело вздохнул старший по возрасту егерь. "Ого!
– подумал я.- А Матюхин поддерживает здесь дисциплину".
Эту ночь я спал, как убитый.
– Устал...
Назавтра утром я поговорил с Матюхиным о том, как мне выбираться в Онгурены. Он сказал, что может быть завтра, а может быть, послезавтра они плывут на лодке в Онгурены по делам и подбросят меня. Однако, меня тревожило то, что мне надо было вылетать в Ленинград, из Иркутска через четыре дня. Если я не уйду завтра пешком, то мне надо будет ждать лодку. Если же Матюхин не поплывет в Онгурены, я опаздываю на самолет, в Питер...
Матюхин и "команда" в этот день, садили картошку, на плохо вспаханном поле, за метеостанцией. Когда я, все-таки решил остаться и ждать лодку, то ненадолго собрался в лес.
Я проходил мимо работающих егерей, когда Матюхин подозвал меня, и показывая в сторону склонов сказал: - Там, на маряне медведи.
Я долго всматривался в коричневые, едва заметные точки на горном лугу, когда Матюхин подозвал Женьку и попросил его принести двадцатикратный бинокль. Когда я глянул через окуляры бинокля, подкрутив фокусировку, то хорошо увидел медведицу и годовалого медвежонка, копающего что-то в земле, на травянистой луговине. Вдруг медведица забеспокоилась, задвигалась и бросилась по направлению к кустам, окружающим поляну. Переведя взгляд, я заметил третьего медведя, там, в кустах. Его напугал злой выпад медведицы, и он стал убегать под гору, а потом, видя, что медведица остановилась, продолжил свой путь к следующей поляне.
– Мы их там, на марянах, часто видим, сразу по несколько штук - подтвердил Матюхин. Он сам посмотрел в бинокль и добавил: - Да! Хорошо видать!
Работники устроили перекур, а Матюхин стал мне рассказывать: - Чуть раньше, в начале мая, когда лед на Байкале разойдется, буряты начинают добывать на ледяных полях нерпу. Они подплывают, подкрадываются к льдинам на лодках и стреляют, часто только подранив нерпу. Она какое-то время плавает, а потом, погибшую ее пригоняет ветром к земле и волнами выбрасывает на берег. Медведи в это время спускаются с гор, и ночами ходят вдоль берега. Учуют мертвую нерпу, и гужуются всю ночь...
К утру только обрывки шкуры, да пятно жира на гальке остается...
Матюхин помолчал, посмотрел в даль. Он в душе был охотником, а вместо того, чтобы добывать зверя, садил картошку и охранял этого зверя от выстрелов. Думаю, что это в конце концов становится невыносимо!
Размышляя над этим, я не торопясь пошел в северную сторону, по торной тропе туда, где раньше жил Бурмистров. Часа через два я вышел на широкую поляну, посреди которой стоял большой дом. Часть крыши уже прохудилась, и видна большая дыра, Окна были выбиты, и осколки стекла захрустели под ногами, когда я обходил дом вокруг. За домом был большой огород, и небольшая полянка, покрытая травкой, где стоял длинный деревянный стол, за которым иногда обедала вся семья и может быть гости.