Таёжные походы. Рассказы. Часть 1
Шрифт:
Постояли ещё... Солнце зашло... Похолодало и потемнело...
Сашка решительно нарушил тишину, которая засасывала, заставляла замереть и не двигаться, не шевелится... Он кашлянул, а потом, чмокая сапогами по болотной жиже, подошёл, поднял птицу и двинулся к берегу. Гена тоже задвигался, - не дожидаясь полной темноты, они пошли к стоянке
Там, Сашка - умелый повар, быстро поджарил вальдшнепа, в котелке, на костре и приготовил из картофельных хлопьев пюре. Гена никогда, ни до, ни после, не ел такого вкусного, сочного, прожаренного мяса, обгладывал косточки и хвалил Сашку, а тот, зевая, пил чай и отнекивался:
– Вот если зверя добудем, тогда я
...Занятый воспоминаниями Гена вышел на приречную поляну-покос. По краю лишённого деревьев пространства, между речным болотом и покосом, росли кусты ольхи, заслоняющие как живая ширма, вид на болото. Гена подошел к кустам, и мельком глянул сквозь листву. Ему показалось, что на болоте, среди высокой, густой травы, посредине, там, где текла незаметная речка, мелькнуло жёлто-коричневое пятно. Инстинктивно насторожившись, он наклонился и на полусогнутых ногах, прячась, подошёл к кустам. Став на колени, он осторожно выглянул в проём между кустами...
На болоте стояли и кормились, склонив головы в траву, два изюбря. Это было так неожиданно, что Гена пригнулся ещё ниже, задышал нервно, руки задрожали. И в голове мелькнула мысль: "Не может быть! Так легко и так просто! Бац, и звери стоят! И уже стрелять можно. Они всего метрах в шестидесяти!"
Руки шарили по карманам, а глаза впились в цель, фиксируя каждую мелочь.
Один из оленей поднял голову, и, продолжая жевать, долго смотрел в его сторону. Гена, напрягшись, присел ещё ниже и замер. Олень пошевелил длинными ушами и вновь наклонил голову к траве.
Гену била крупная дрожь. Он осторожно зарядил ружьё пулями, лёг на живот, закрепил ружье в плечевой впадине и на полусогнутых в локтях, руках. Он с таким напряжением вглядывался в оленей, что на глазах выступила влага, и он на какое-то время отвёл глаза. "Стрелять или не стрелять?
– соображал он.
– Тут недалеко садоводства строят, могут выстрелы услышать. Но ведь сейчас осень и охота разрешена. Мало ли кто в лесу стреляет".
В это время поднял голову второй олень и Гена увидел коричневые рога с пятью отростками. "Молодой бык" - подумал он и решившись, стал выцеливать рогача.
... Солнце садилось за болотом, синее небо высокой полусферой нависало над миром, и тишина повисла в промежутке между небом и землёй. Руки дрожали, сердце колотилось, мушка ружья, немного покачивалась то вверх, то вниз, то, совмещаясь с плечевой костью зверя, то опускаясь вниз, почти до уровня высокой травы.
Гена задержал дыхание, мушка совместилась с прорезью, замерла, и охотник плавно нажал на спуск. "Бам-м-м" - прорвалась громом тишина. Бык упал, и матка резко подняла голову, не понимая ещё, что происходит. "Бам-м-м" - автоматически грянул второй разрыв тишины, и матка упала на колени, а потом повалилась в траву и на бок...
Гена вскочил на ноги, перезаряжая стволы, побежал через кусты напрямик, не замечая чавкающую под ногами жижу, брызгающую на штаны.
Подбежав на расстояние в несколько шагов, охотник увидел двух оленей, лежащих один подле другого, почти плоских, очень мало возвышавшихся над примятой травой. Гена несколько раз оглянулся, по дуге подошел к быку и опасливо потрогал коричневые, пупырчатые с белыми, стертыми, серыми кончиками, острые рога.
Вблизи звери показались неподъемно крупными. Гена ещё раз оглядел округу, закинул ненужное теперь ружьё за плечи, ухватился за длинные, поросшие плотным блестящим волосом задние ноги с чёрными, чистыми, острыми копытами. Потянул, упираясь всем телом, напрягая мышцы сильных ног. Зверь колыхнулся, чуть сдвинулся и замер. "Тяжело", - отметил про себя Гена, и перехватился за рога, потянул изо всех сил. Зверь, поддаваясь, заскользил по траве, по выступающей через траву воде, оставляя влажную канаву - след. "Так легче", - подумал Гена и, погружаясь в болотину почти до половины резиновых сапог, не останавливаясь, дотянул свою добычу до берега, втянул тушу зверя в сосняк на низком берегу и, убедившись, что с болота его не будет видно, остановился. Он вспотел от взволнованного напряжения, перестал обращать внимание на детали ландшафта, на небо, на лес. Оставив ружьё около рогача, он вернулся к болоту - не выходя из леса долго стоял за стволом, осматривая противоположный берег, прямые как свечки сваи, торчащие из травы...
Убедившись, что всё спокойно, он вышел на открытую болотину, схватил матку за передние ноги и потянул её. Оленуха была поменьше, полегче, и Гена - сильный мужик, без труда перетянул её в сосняк.
"Теперь надо выпотрошить, а потом посмотрим - подумал он. Вскрыл остриём ножа брюшину быку, и из утробы дохнуло теплым запахом прелого осинового листа и травы. Перевалив желудок - большой кожаный, горячий ещё мешок с непереваренной травой и листьями из утробы наружу, на зеленую травку, он поднялся и вновь осмотрелся...
Потом, спохватившись, перерезал толстую вену на горле, и красно-чёрная кровь полилась на хвою, на зелёные травинки, впитываясь в мягкую землю...
После этого, охотник вновь сделал передышку, утирая пот с лица тыльной стороной ладони, подошёл к краю болота, но, убедившись, что всё спокойно, вернулся к оленям.
"Ведь надо же, - думал он, разглядывая красивые, сильные тела мёртвых оленей, - у меня ведь дома и лицензия есть на зверя, а как я привык прятаться на охоте. Конечно, лицензии со мной нет сейчас, и потому я браконьер. Потом лицензия на оленя одного, и после ноября, а сегодня конец сентября". Он повздыхал, посидел около туш, преодолевая невольную слабость - отзвук азартного волнения, охватившего его с момента, когда он увидел изюбрей.
"И потом, почему я стрелял второй раз?" - спрашивал он себя и не находил ответа.
– Может потому, что я не ожидал здесь, так близко от людей встретить оленей". Он вспомнил лежащего в рюкзаке рябчика и невольно улыбнулся. "А ведь правы были те, кто говорил, что на охоте удача идёт к тому, кто не боится стрелять самую мелочь".
Пот на лице высох и Гена облизнул пересохшие губы. Солнце село за сосняк, и золотистыми искрами пробивалось сквозь потемневшую, почти бесцветную хвою. Охотник ощутил мелкую дрожь похолодания в теле, поплотнее застегнул пуговицы на штормовке, внимательно посмотрел на сверкнувший серебром шлифовки, хищно изогнутый нож с костяной ручкой. Из карманчика штормовки достал маленький брусок. Приладился, долго правил и без того острый нож, а потом стал обдирать шкуру, с плотным, коротким, лёгким золотисто-коричневым мехом.
Бык был крупным, упитанным зверем и шкура отдиралась от мяса сравнительно легко. Работал Гена быстро и потому тяжело и нервно дышал...
Переваливая зверя с боку на бок, удачливый охотник долго возился с разделением туши по суставам, на ходу, вспоминая уроки своего наставника, опытного охотника Сан Саныча...
Разложив мясо с костями на отделённой и развёрнутой шкуре, он перевёл дух, разогнулся, и тяжело вдыхая и выдыхая прохладный воздух, прислушался. Кругом стояла тишина, и только порывы ветра изредка с лёгким шумом играли сосновой хвоёй над головой...