Таёжные походы. Рассказы. Часть 1
Шрифт:
Мне стало грустно. Здесь жили люди: любили, работали, рожали и растили детей, принимали гостей. Темными вечерами, нарушая тишину пустынного берега, стучал мотор генератора и в окнах горел электрический свет... Сейчас все это в прошлом. Берег вечерами пуст и молчалив. Печально...
К вечеру я вернулся на базу. Подул сильный ветер и на берег из озерных глубин, побежали крутогривые, полутораметровые волны, с гулом обрушиваясь на галечный берег. Я пораньше протопил печь у себя в избушке, поужинал и лег спать. Настроение почему-то испортилось...
Утром я проснулся от солнечного света, проникающего в маленькое окошко домика. Сходил
Я обрадовался. Я немного устал от одиночества, здесь среди людей, которые были заняты своим делом, а у меня такого дела не было. Я, конечно, делал записи всего того, что видел и слышал, но я был один и может быть, мешал обыденной жизни этих людей. Я был здесь посторонним. И потом я был не новичок в тайге, и меня трудно было чем-то удивить. Может быть поэтому, видя, что я человек самостоятельный, независимый, меня никто не опекал. Тут, у всех, были какие-то работы, заботы...
Я до последнего, суеверно не верил, что мы поплывем. Даже когда лодку по полозьям скатили на воду, даже когда я со своим рюкзаком сел в лодку, даже когда я услышал, что мотор завелся, и лодка, сделав плавную дугу, стала удаляться от домов.
Все оставшиеся махали руками. Я тоже махал, хотя уже рвался всей силой желания назад, в Онгурены, на Ан-2, обратно в город...
С воды, открывалась великолепная панорама гор. Лодка, словно плоский камень, брошенный твердой рукой, скользила по тихой, холодной, прозрачной воде. Я не видел дна, но понимал, что глубина под нами, - это сотни метров, и что под водой, горы, которые поднимались перед нами круто вверх, так же круто могут уходить вниз.
Прошли устья горных речек, через которые я переходил по берегу. Проплыла мимо большая поляна, посреди которой, протянулась вдоль, длинная, разрушенная временем стена или изгородь из валунов, которые издалека смотрелись как песчинки...
Чуть погодя, пристали к берегу, и пошли к палатке, которую установили здесь в день моего прихода на мыс Покойники, но когда я здесь проходил, ее еще не было. В ней жил еще один егерь, с которым я тоже познакомился. Матюхин о чем-то поговорил с этим человеком, и мы снова поплыли, теперь уже в Онгурены.
Часа за три-четыре преодолели много километров, на быстрой лодке, и после полудня пришвартовались на краю Онгурен...
Я попрощался с егерями, пожал руку Матюхину, и пошел, в начале в правление колхоза, на встречу с председателем.
Не доходя до правления, я встретил Витю на мотоцикле, он не заглушая мотор, поприветствовал меня, подтвердил, что я могу ночевать в лесхозе, в конторе, сообщил что он спешит. В бригаде у Алексея, где-то на склоне холма медведь, поймал и задрал колхозного телка и он едет собирать охотников для подкарауливания медведя, которого надо убить...
Закончив рассказывать, он вскочил в седло мотоцикла, мотор взревел, и Витя быстро укатил.
В правлении я застал председателя, который молча повертел перед глазами мое удостоверение, и стал рассказывать, что дела в колхозе идут неважно, что пастбищ стало меньше, и если раньше можно было до декабря кормить скот на вольных пастбищах в устьях рек, то теперь там заповедник, и приходится на зиму готовить вдвое больше сена. - Люди уезжают в Бурятию - говорил он .- Здесь даже охоту запретили. Люди не хотят так жить. А природу мы и сами могли бы охранять. Если бы тайга и земля были наши,
Я записывал его монолог, но сам ничего не говорил...
Напоследок, я спросил адрес Бурмистрова, и председатель объяснил мне, где его дом.
– Но Бурмистрова сейчас нет - пояснил он.
– Бурмистр, где-то язву лечит. А дочка дома - зайдите - и на прощанье пожал мне руку.
Встретила меня дочь Бурмистрова. Когда, я показал удостоверение она усадила меня за стол, показала фотографии, и даже подарила несколько. На одной, вся семья сидела за столом в палисаднике; Бурмистров, дети, жена, какие-то гости, и рядом лежали крупные белые лайки, На другой, сама дочь с молодым человеком в штормовке с ружьем за плечами, на фоне горного кряжа...
После я пошел в лесхоз, в контору, нашел ключ, висящий на гвоздике, под крышей. В конторе еще было тепло, и печь была горячей. Я подбросил на уголья несколько поленьев, сварил картошки, которую взял из ящика под кухонным столом, как и объяснил мне Витя. Поужинал, немного почитал старый журнал, который нашел на маленькой книжной полке в углу. Потом, дождавшись, когда прогорят дрова, закрыл печную трубу и лег спать. Кругом все так же было пусто и одиноко...
Утром, пораньше я ушел на аэродром, закрыв дом, и ключ повесил на обычное место.
В домике аэропорта еще никого не было, и я сев на рюкзак, около дверей стал ждать. "А вдруг все билеты проданы, а мне надо улететь, потому что завтра мне улетать в Ленинград" - беспокоился я, но виду не подавал. Самолет по расписанию улетал из Онгурён в двенадцать дня. Женщина-кассир пришла в десять часов...
К тому времени у дверей скопилась очередь. Небольшая, но все-таки - Ан-2 - самолет маленький.
Кассир недружелюбно глянула на меня, и сказала, что в начале она будет продавать билеты местным жителям. Я возмутился, стал показывать свое удостоверение, говорить, что пойду жаловаться председателю. Наконец, кассир, сердито ворча, выписала мне билет, и я с облегчением отошел от домика и прилег на травку под солнцем. В половине двенадцатого, точно по расписанию, где-то далеко я услышал шум мотора, а потом разглядел и сам самолетик. Ан-2 сделал вираж, снизился, и коснувшись земли, заскакал по полю, резко тормозя. Из самолета вышло несколько пассажиров и летчики. Они о чем-то поговорили с кассиром, и пригласили всех на посадку. Когда все разместились на своих местах, оказалось, что два сиденья были пусты. "Мог бы так не нервничать" - подумал я о себе и приготовился к полету.
Самолет, загремел двигателями, тронулся, ускорил бег по взлётной полосе и наконец взлетев, сделал правый поворот над крышами Онгурен, и выровнявшись, стал набирать высоту.
Солнце светило жарко, небо было голубое, прогревшийся воздух поднимался от земли неравномерно. Мы несколько раз "падали" в воздушные ямы, некоторые женщины взяли бумажные пакеты: их начало тошнить. Я сидел, сцепив зубы, играя желваками и терпел, хотя в каждое такое падение, сознание было атаковано филологическим страхом потери силы притяжения. Организм бил тревогу, и страх непроизвольно заставлял сжиматься все мышцы тела. Каждая такая воздушная яма, следовала после того как Ан-2, словно наткнувшись на мягкую, неподатливую стену воздуха, взбирался, поднимался вверх, оставаясь параллельно земле, а потом вдруг встречный напор исчезал, и самолет некоторое время "падал", ни за что не держась.