Таежный бродяга
Шрифт:
И вот тогда, слушая Барона, я снова воспрянул духом, и опять поверил в себя.
Слушал Барона, как выяснилось, не только я один; известие о ночном «концерте» живо распространилось по всей ночлежке. И я сразу же стал здесь заметной фигурой.
Утром в субботу меня встретил Человек—Профиль. И поздоровавшись учтиво, сказал:
— Отдельных номеров у нас вообще-то не полагается. Но все же есть несколько… Есть… Так вот, если желаешь, — могу устроить.
— Конечно, — встрепенулся я, — еще бы! Но, понимаешь ли…
И я сложил щепотью пальцы, и пошевелил ими смущенно:
— С этим у меня пока туговато — учти!
— Понимаю, — кивнул он. И перекосился в улыбке, — Это ништо. Неважно. Нет сейчас денег — будут потом.
Новая комната была мала и неказиста, но все же понравилась мне чрезвычайно! Главным образом потому, что тут было тихо. Никто не тревожил меня, не мешал. Но однажды…
Они вошли осторожно, гуськом, заботливо держась друг за друга и дробно постукивая палочками. Их было шестеро. И тот, кто шел впереди, являлся, очевидно, старшим. Был этот тип высок, сухощав, с запрокинутым к небу жестким морщинистым лицом. На нем была потрепанная — нараспашку — шинель. Над карманом ветхой, латанной гимнастерки пестрели орденские колодки. И вообще весь облик слепца выказывал старого солдата — фронтовика.
— Это ты, что ли, поэт? — спросил он, легонько коснувшись меня палочкой.
— Ну, я.
— Принимай гостей!
— Пожалуйста. А в чем, собственно, дело?
— Как в чем? — отозвался тот. — Ты же ведь поэт? Ну, вот мы и пришли — познакомиться с тобой, послушать…
Ого! — подумал я, — культурная мне попалась ночлежка… И сказал:
— Что ж, присаживайтесь.
И так начался новый этот концерт… Польщенный и растроганный, я старался изо всех сил, — читал вдохновенно, долго. Выдал слушателям все самое лучшее. Потом, утомясь, закурил. И примолк в ожидании.
— Старший сказал — скучным голосом:
— Вообще-то ничего. Неплохо. Но…
— Что — "но"? — удивился я. — У вас, кажется, имеются какие-то претензии?
— Ты, друг, не обижайся, — проговорил он быстро, — ты вникни. То, что ты сейчас прочел, это все как бы тебе объяснить? — литература… А нас другое интересует.
— Вот как! — сказал я надменно.
— Ну да, ну да. Нам что нужно? Что-нибудь простенькое, легкое, такое, чтоб петь можно было…
И он добавил, помедлив:
— Это ведь нам не для забавы — для дела.
— Для какого?
— Нашего… — Он потрогал черные свои очки. — Базарного. Песня в нашем деле — главное! Чтобы клиент раскошелился — его надо разжалобить, за душу задеть. Ну, вот. Потому мы и пришли. Может, у тебя найдется что-нибудь?
— Не знаю, — насупился я, — надо подумать. Когда-то я сочинял песни — блатные, лагерные… Но они, наверное, вам не подойдут.
При этих словах слепцы заметно оживились. Старший сказал, придвигаясь:
— А ну-ка, ну-ка — давай! Процитируй! Порывшись в памяти, я процитировал несколько текстов — наиболее жалобных, надрывных, в которых речь шла о погибшей молодости и утраченной любви… И это подействовало мгновенно — вызвало всеобщий восторг!
Две особенно понравившиеся песни слепцы заставили меня повторить несколько раз. Затем старший поднялся. Поблагодарил. И, прощаясь, сунул мне в руку плотный конверт.
Я открыл его — и увидел деньги.
— Ну, зачем же? — пробормотал я растерянно. — Не надо, ребята… Нехорошо…
— Чепуха, — небрежно сказал старшой. — Знаешь поговорку: дают — бери, а бьют — беги… Так вот, бери! Ты человек свой; не стесняйся.
— Но все же неудобно. Если уж давать — то я вам должен, а не вы мне…
— Нашу долю мы на базаре возьмем, выпросим! С такими-то песнями — да не взять? За нас не беспокойся. А это — твое, заработанное, законное.
И они ушли, в прежнем порядке, гуськом, ступая след в след — как индейцы. И оставшись один, я долго сидел, перебирая выпавшие из конверта бумажки…
Быстро же, черт возьми, я тут освоился, — думал я, исполненный мрачного юмора, — удивительно быстро! Добился в сущности, всего, чего хотел: и успеха, и положения. И вот уже удостоился отдельной комнаты. И стал среди нищих — "своим человеком"… И даже получил у них гонорар. Первый в жизни гонорар — за поэзию!
Я пересчитал деньги. Их было немного, всего — сорок рублей. Суммы этой, впрочем, как раз хватало на то, чтобы заплатить за новое жилье… Может быть, Человек—Профиль специально и устроил мне эту встречу? Я усмехнулся, пряча бумажки в карман. Как бы то ни было, деньги пришли вовремя! И вообще главное — не в деталях, а в сути… Посмотрим, что будет дальше! Первый мизерный гонорар я получил на дне; может быть следующий — крупный — ждет меня на поверхности?
"ВАШЕ БУДУЩЕЕ — В ВАШИХ РУКАХ"
Я притащил в редакцию целую кучу рукописей; там были лирические стихи, две поэмы и несколько новелл из "Хакасской тетради".
Принимая бумаги, Дубинин сказал:
— Ничего себе архив! — Он посвистал негромко. — Да тут материалов — на полное академическое собрание. Такие обычно делаются посмертно…
— Ну, помирать я пока не собираюсь, — улыбнулся я, — и потому не претендую — на полное… Достаточно будет, если вы отберете какой-нибудь цикл стихов или — парочку рассказов. Даю вам право выбора!
— Даете, значит, такое право? — проговорил он иронически. — Ну, ну… Спасибо.
И потом — поднимая брови:
— Где ж это вы все — успели? Когда понастряпали?
— В тайге, — сказал я смирным голосом. — По вечерам. В свободное от работы время.
— Поглядим, — протянул он. — Посмотрим! А вы — покурите пока. Или прогуляйтесь по редакции, что ли…
Я покурил. И потом — прогулялся. И снова меня окружила и взбудоражила знакомая редакционная атмосфера; суета и гомон, и несмолкаемый стрекот машинок, и особый неповторимый запах типографской краски… Была во всем этом какая-то проклятая, дьявольская притягательность, была — что говорить!