Таежный гамбит
Шрифт:
— А и поговорим, пожалуй, — кивнул головой Суглобов. — У меня ведь нет другой возможности, кроме как языком молоть.
— Понимаю, — согласился Мизинов. — Других средств вы лишены. Той подводы, например, с частью наших боеприпасов. А то бы получился весьма убедительный разговор!
— Как вы в точку, однако, — огрызнулся Суглобов, но головы по-прежнему не поднял. — В план-то мой как деликатно влезли да распотрошили его, словно хирург ланцетом! А кто право давал? — он повысил было голос, но, вспомнив, где он, только слабо махнул рукой: — Впрочем, теперь все равно, я ведь ваш пленник…
—
— Не изменяет, — кивнул Суглобов. — У вас она всегда была превосходной. Узнать меня с такой бородой, грязного и нечесаного…
— Да, мне говорили, что я неплохой физиогномист. Однако мы уклонились от темы. Что же, вы и на сей раз от красных? Это сомнительно, ведь многие видели, как вы бежали от них тогда, в последнем нашем бою…
— Эту телегу я припасал для вас, господин генерал, — криво усмехнулся Суглобов и поднял, наконец, глаза на Мизинова. Генерал ожидал увидеть в них ненависть, а увидел лишь усталость и обреченность. — Сценарий мой воплотился, только, надо признаться, не тогда, когда я хотел. Я думал подобраться к вам поближе и рвануть эту телегу вместе с вами, с вашим штабом, с самим собой, в конце концов! — он умолк, задохнувшись, закашлялся и снова опустил голову в колени.
— Вы нездоровы? — участливо поинтересовался Мизинов.
— Пустяки, все равно…
— Скажите откровенно, за что вы меня ненавидите, за что преследуете все эти годы?
— Сперва я ненавидел вас за вашу удачливость, за вашу независимость, — твердо чеканя слова, спокойно заговорил Суглобов. — Потом, когда увидел, что вы не поддаетесь разного рода модным идеям, вроде моего анархизма, — он усмехнулся, — стал ненавидеть вас за оригинальность мыслей. Но втайне, боясь признаться даже себе, всегда завидовал вам. Как же снедала меня эта зависть! Как мучила! Она-то и стала мотивом того, что я поставил целью всей жизни преследовать вас, убить, если представится случай! А позже, когда узнал, что вы стали обладателем большой партии золотишка, просто захотел погреть руки. Один раз ведь живем, чего уж там… Красные, конечно, меня послали, но надеялся и себе урвать что-нибудь, не кривил я вам тогда душой. Не получилось… Когда попал в Хабаровск, услышал, что вы отправились в рейд по тылам красных. Понял, что золота, конечно, при вас уже нет. Тогда, решил я, разыщу его только для того, чтобы убить, отомстить за исковерканную жизнь!.. — он замолчал и закурил еще папиросу. — Но больше всего меня злило отсутствие в вас гордости…
— Напрасно, штабс-капитан, — прервал Мизинов. — Я всегда очень гордился славой нашего оружия, нашими победами и честью России.
— Тогда не так, неправильно выразился, простите. Отсутствием гордыни — это будет вернее.
— Это и вовсе смертный грех, — ответил Мизинов. — А грешить, простите, некогда было. Время-то какое, сами знаете.
— Неужели вы не понимаете, что вы обречены? — медленно проговорил Суглобов, глядя прямо в глаза Мизинову.
— Как-то не думал об этом. Просто выполнял свой долг, как понимал его, — спокойно парировал Мизинов. — Что касается обреченности, возможно, вы и правы. Но все-таки думаю, что наши жертвы будут не напрасны.
— В Христа поиграть желаете?
— Не святотатствуйте, штабс-капитан, — резко одернул его Мизинов. — Что касается Голгофы, то у каждого она своя, так или иначе. В зависимости от содеянного. Кто-то кончает в петле, кто-то жертвует собой, спасая товарищей в окопах или в атаке. Как бы ни случилось, мне не страшно. Я всю жизнь отдал тому делу, к которому меня призвала родина. И бороться буду до того момента, пока мои знания и опыт приносят пользу нашему делу. А если случится так, что дело это проиграно и от меня ничего больше не зависит, я, по всей видимости, прикажу своим офицерам сложить оружие. Но не уверен, что они подчинятся такому моему приказу. В этом-то и разница между ними и вами, уж простите мне.
— Вы откровенны.
— Был рад обнаружить такую же откровенность и в вас.
— Да, я сказал вам все честно и откровенно, — произнес Суглобов и добавил еле слышно: — Теперь можете меня расстрелять.
— Вы сами понимаете, отпустить вас просто так я не могу, — помолчав, сказал Мизинов. — Но и расстреливать вас не стану.
Суглобов вздрогнул и, резко вскинув голову, выжидающе посмотрел в упор на генерала.
— Да, вы не ослышались, — подтвердил Мизинов. — Не стану я вас расстреливать. Вместо этого, все-таки ценя ваши фронтовые заслуги, принимая во внимание обстоятельства времени, наконец…
— Да не томите вы меня! — чуть не крикнул Суглобов.
— Хорошо, — Мизинов хлопнул ладонью по столу. — Предлагаю вам честный офицерский поединок.
— Это что же, дуэль?.. — не понял Суглобов.
— Точно так, самая обыкновенная дуэль, — кивнул генерал. — Дуэльных пистолетов нет, к сожалению, но я думаю, что мы обойдемся наганами. Благо, что оба владеем ими преотлично.
Суглобов слушал и не верил своим ушам. Он пытался высмотреть в глазах Мизинова какой-нибудь подвох. Но нет, этот человек не способен был на хитрости, Суглобов знал это наверняка.
— Как вы великодушны! — прошептал он, не отрывая взгляда от собеседника. — Вы меня просто раздавите вашим великодушием!
— Не станемте разводить сантименты, однако, — прервал его Мизинов. — Соглашаетесь или нет?
— Другого выхода все равно нет?
— Нет.
— И как это будет выглядеть?
— Весьма незатейливо. Мы выходим на поляну. У вас и у меня будут секунданты. К сожалению, вашим секундантом будет мой офицер, не обессудьте. Мы сходимся до воткнутых шашек и стреляем. Удачливый остается жить.
— А если удача улыбнется мне? — ехидно спросил Суглобов.
— Перед дуэлью я прикажу своим людям при таком раскладе отпустить вас на все четыре стороны, — ответил Мизинов.
Суглобов все так же пристально смотрел на него. Мизинов не отводил глаз и ждал ответа.
— Да, я знаю, вы не обманете, — обронил Суглобов. — Но каково мне будет жить после всего этого?
— Вы попробуйте сперва выжить, а философствовать станете потом, — видя, что собеседник задумался, Мизинов добавил: — Впрочем, могу дать вам время на размышление.