Таежный робинзон

Чигрин Леонид

Незнакомцы обошли его, точно он был древесным стволом, осмотрели избу, зашли внутрь, потом вышли, оглядели крыльцо и поленницу, похлопали ладонью по будке отхожего места. Не обошли вниманием и починенный сруб колодца. Снова подошли к Ахмаду.

— Руки у тебя к месту приставлены, — похвалил старший. — Мы все тут собирались порядок навести, да все недосуг. А ты, гляди-кось, какую красоту навел.

От такой похвалы на душе полегчало. Начало не предвещало ничего плохого.

Особенно понравилась промысловикам скамейка, которую Ахмад ско­лотил под окном, и сидел на ней по вечерам, глядя,

как сумерки медленно перетекают в ночь.

— Сядем, — предложил старший, хлопнув ладонью по плоской доске скамейки.

Сел сам, рядом пристроились его спутники, Ахмад опустился на край скамейки.

— Из мастеровых будешь? — спросил старший.

Ахмад кивнул.

— Плотник.

— Умельца сразу видно, — согласился старший промысловик. Его спут­ники сидели молча, без очевидного интереса разглядывая истаравшанца.

— Имя-то как?

— Ахмад.

— Ахмад? Вишь ты... — удивился старший. — Из какого же народа будешь?

Ахмад пояснил.

— Таджик я. Из Средней Азии. Слышали о такой?

— Вроде слыхали, — отозвался старший. — Мы в нашей тайге не шибко грамотные. У нас свои науки. Как оказался в нашем-то зимовье?

Ахмад молчал. Рассказать правду о себе, — но, кто знает, как воспри­мут ее эти самые охотники? Соврать, придумать какую-нибудь историю, но они вряд ли поверят, и тогда не будет ли хуже? Может, сказать, что работал с геологами, или с какими-нибудь учеными, и отстал от них? Но бывали ли они тут? Таежники, сидевшие рядом с ним, хорошо осведомлены в том, что делается в их краях, и сразу увидят ложь...

Ахмад молчал, молчали и промысловики, поглядывая на него. Одет он был в их одежду, жил в их зимнике и питался их продуктами. Правда, зимник обновил, навел в нем порядок, и это понравилось его хозяевам.

Молчание затягивалось.

— Не спешишь с ответом-то? — усмехнулся старший. — Тогда я скажу о себе, а потом к тебе перейдем. Меня, к примеру, зовут Софрон. Это мои братья, вот он — Макар, а тот — Даниил. Мы староверы, вот уже триста лет обретаемся в тайге. Когда-то нечестивый царь Петр стал прижимать нас, запрещал нашу веру, заставлял почитать лютеран, забывать наш старинный жизненный уклад. Тогда-то мы и ушли в Сибирь и укрылись в таких местах, где нас никакая власть не достанет. Из поколения в поколение живем про­мысловой охотой, сеем понемножку пшеницу, рожь, выращиваем кое-какие овощи, скотину разводим. Было одно селение, стало пять, но довольно далеко одно от другого, хотя все мы родня друг другу.

Добываем белок, песцов, соболей, лисиц, горностаев, меха сдаем в факто­рию, на деньги закупаем все, что нам нужно. Только там и общаемся с властя­ми, а в остальном живем сами по себе. Это я к тому говорю, чтобы ты, Ахмад, не опасался, никого мы к себе не привлекаем, но никого и не отдаем на поруга­ние. Понял ты меня?

Ахмад Расулов неопределенно пожал плечами. Что-то понял, а что-то осталось неясным. Например, что дальше будет с ним? Останется ли он в этом зимнике или опять уходить в тайгу и искать там новое укрытие? Поскорее бы определиться, осень на носу, а там и зима заведет свои песни.

Староверы поняли его молчание.

— Господь тебя послал к нам. Мы уже и не помним, когда к нам приби­вались чужие люди. Ты не

звериной породы. Другой бы разорил наш зимник, истребил все, что тут было, да и ушел бы восвояси. А ты, вишь, как обновил его, нам и делать ничего не надо, вселяйся и занимайся охотой. Но сами мы не можем решить твою судьбу, у нас есть главный, старец Никифор.

Стало быть, предложение такое: пойдешь с нами в наше селение, там старец потолкует с тобой и скажет, как тебе жить дальше.

Надо сказать, это предложение староверов не совсем понравилось Ахма­ду. Вот уже шесть лет его тюремного и лагерного бытия кто-то руководил им, лишал свободы, заставлял делать то, к чему не лежала душа. Только-только вырвался на свободу, вдохнул полной грудью воздух воли, и снова чья-то власть нависнет над ним.

Он опять молчал, прикидывая, что сказать в ответ Софрону, но тот не стал дожидаться ответа.

— Мы ведь, брат ты наш, не насильники, не хочешь идти с нами, так тому и быть. Тайга просторная, места всем хватит, иди куда хошь, хоть направо, хоть налево.

Ахмад вздохнул и посмотрел в глаза Софрону.

— Пойду с вами.

Селение староверов находилось в трех днях пути от зимника, в котором обосновался Ахмад Расулов.

Вышли на другой день с рассветом. Опытные таежники, староверы шли, вроде не торопясь, а Ахмад не успевал за ними. Шагали они широко, но так тихо, что сучок под ногой не треснет.

— Я так не могу, — признался Ахмад.

— Уж вижу, — усмехнулся Софрон. — Ну что ж, пойдем помедленнее. Тогда не три, четыре дня будем идти. Ну да ничего, спешить нам некуда. Вот Макар пойдет вперед и предупредит, что запаздываем по делу и гостя ведем.

Макар двинулся по тропе скользящим шагом и вскоре скрылся за де­ревьями.

Староверы были подлинными хозяевами тайги. Если и стреляли какую дичь, то ровно столько, чтобы поесть, ничего лишнего. Под ветвями проходи­ли, пригибаясь, ничего не ломали и не портили. Ахмад внимательно наблю­дал за ними, и это их отношение к окружающему миру нравилось ему.

Часто останавливались, чтобы перекусить, отдохнуть возле родников и протоков. Причем делали это не потому, что уставали, а жалели своего попутчика. Их еда пришлась Ахмаду по нраву. Он уже давно не ел настоящего хлеба, а у промысловиков его было вдоволь, пышного, ноздреватого, аппетит­но пахнущего. И как ни сдерживался, а ел хлеб ломтями. А пироги — с мясом, грибами, ягодами. Ахмад не мог оторваться от них.

— Оголодал ты, парень, — добродушно усмехнулся Софрон. — Да ты посмелее работай зубами, у нас этого добра вдоволь.

Разговаривал с Ахмадом, в основном, Софрон. Третий брат Даниил отмалчивался, и вообще староверы не были излишне любопытными и навяз­чивыми. В этом тоже было свойство их характеров, и это тоже пришлось Ахмаду по нраву.

Они шли часами, размеренно и неспешно. Но даже такая ходьба была непривычна Ахмаду. Однако сильного утомления не было. Хорошая еда, чистый воздух, здоровая таежная жизнь делали свое дело. Он окреп и чув­ствовал себя все увереннее. Двигались по звериным тропам, огибали чащо­бы, иногда взбирались на косогоры, а один раз пришлось перебираться через болото. Вооружились длинными крепкими жердями, слегами, как выразился Софрон.