Таежный спрут
Шрифт:
– На склад несут, – шепнул Сергеич, отклеиваясь от стеночки. – Будем ждать теперь, пока вернутся. Это наши, с девятой сборки. У них обед с часу. В сборочном цехе начиняют электрошкафы и носят на склад, штабелями укладывают. Штука в час. А там автопогрузчик помещает их на ленту транспортера и, в зависимости от разнарядки, – то на северные ворота, то на восточные… К востоку от базы, в лесу чего-то мастерят, электрики там днями пропадают, а приходят и молчат. Секреты, растуды их… Бетон туда возют, песок, гальку…
– Сергеич, а ты как здесь очутился? – шепнул Туманов. – Ведь по глазам твоим видать – не бандюга ты. Рядовой мужик с малыми запросами. Так чего же?
Сергеич зло фыркнул и плюнул в стену, как бы презирая пристрастие некоторых наступать на любимую мозоль.
– Я электриком в локомотивном депо на Южно-Уральской дороге работал, парень. В ноябре у нас бой случился. Когда буча всероссийская заварилась, вошел в депо отряд спецназа, человек сорок. Ну, из бывших, из этих… Они какие-то заторможенные были, ей-богу. Не от мира. Работяг разогнали, сами заняли котельную, электромеханичку, а когда наши новые… ну, власти, пацанов гарнизонных подтянули да приступом пошли, два дня оборону держали. Видать, среди них кто-то из важняков прятался, сдаваться не хотел. Пацанов положили – немерено, самих поубивали всех до единого, а от механички один скелет остался – из минометов усадили… Депо после этого закрыли, локомотивы загрузили в вагонно-пассажирское, ну а наши парни – все как один – без работы. А я электрик от бога, про меня так и говорили: «Сергеич, руки золотые, самоделкин ты наш…» Ну и… – Сергеич послал в пол очередной густой плевок, – через месяц пришли на дом, деловые такие, предложили работу. Командировка, говорят, на полгода, суточные, кормежка дармовая, семье ежемесячно – по сто долларов. А куда мне деваться? – работы вообще никакой. Ну и заблатовали. Собрался, Грушу свою – в щечку, и в аэропорт – на какой-то чартерный… Словом, кинули меня, парень. Восьмой месяц тружусь – ни денег не вижу, ни света белого, ни семье весточку послать. Груша там извелась, поди, уже и не верит, что вернусь. У них режим секретности, но меня ведь об этом в известность не ставили, верно? Вот так и тяну. Буду до гробовой доски в своей аппаратной сидеть и в шкафах ковыряться…
– Так беги, Сергеич. Ты мужик вменяемый, нерасхлябанный. Уходи в лес – прорвешься. Ты же знаешь все ходы-выходы…
– Не так-то просто, парень… – Сергеич задумчиво почесал небритую скулу. – Уйду, не уйду – бабка надвое сказала. А даже и уйду? Они же знают про мою семью. Каждого работника отслеживают. Оглянуться не успею – Груши нет, дочурки нет, внучки Катеньки – тоже нет… У этих все продумано, и не надейся даже. Влетел я, как удавленник. И ты не ходи к моим – отследят вас, все вместе пропадем… Ну-ка, ша, парень, молчим!..
Возвращались люди, шли порожняком. Проследовали мимо лифта и пропали в каком-то из боковых ответвлений.
– А вот теперь пора. – Сергеич оторвался от стеночки и, не сдержавшись, погладил моргающую Алису по головке: – Помолись, девочка. Диковатая ты какая-то…
Автоматизированный склад представлял собой вытянутое чрево подводной лодки – из которой, разумеется, вынули начинку и сломали переборки. В тусклом свете покачивался портальный краник с магнитным захватом, на конвейерной ленте грудилось разнокалиберное барахло – трансформаторы, силовые шкафы, какие-то обмотанные проводами штуковины, похожие на двигатели, но более крупноформатные и каких-то причудливо-космических исполнений.
– После обеда эту хрень будут отгружать к северным воротам, – проинформировал Сергеич, – а с темнотой увезут в лес – на «Уралах». Днем они особо не светятся, спутников боятся, или что. Как вампиры – в темноте работают. Ты, парень, конечно, можешь отказаться, и я тебя пойму – последствия, как говорят, непредсказуемы, – но большего я тебе не сделаю, уж извиняй. Сергеич тоже жить хочет.
С этими идущими из души словами он взобрался на конвейер, отомкнул трехгранником – сверху и снизу – дверцу лежащего на задней стенке электрошкафа и махнул рукой:
– Полезайте. Здесь панель с приборами, но между ней и дверцей сантиметров тридцать, чай, поместитесь. Ты сюда, девочка, – где поуже, а ты, толстяк, – где поширше. После обеда вас перекантуют в сварной цех – там перехватят, и к воротам. Но я бы не советовал, парень, ждать до последнего. Вам лучше удрать в сварном, дальше будут сопровождать – боюсь, заловят вас, охрана там обстоятельная. В общем, решай по ходу. Сергеич далее пасует… Я за вами запру, но ты не психуй, изнутри не замок – штырь. Провернешь его пальчиком по часовой – дверца и откроется… И просьба у меня к тебе великая, парень. Заловят вас, не произноси моего имени, договорились?
– Договорились, Сергеич, – Туманов протянул руку. – Бог даст, я тебя вызволю. И Грушку твою осчастливлю, и внучку, и жучку. Словом, спи спокойно.
Они пожали друг другу руки.
– Поторопись, паря: пять минут, и работяги попрут.
Туманов пихнул Алису.
– Полезай. Послушай, Сергеич, – он напоследок оборотился к дядьке, – скажи, что за фигня у вас тут Центрифугой обзывается? Космонавтов, что ли, готовите? Горочки какие-то, трубы…
Алиса некстати встряла:
– А мне вот анекдот вспомнился: сорок китайцев в шелковых трусиках катаются по эбонитовой горочке…
– Умница, кнопка, – похвалил Сергеич. – Примерно так и есть – катаются китайцы по горочке. И нагрузочки у них, ты не ошибся, парень, будь здоров – самые космические. Только делают из них не космонавтов, а боевиков, навроде супервояк. Обрабатывают перед занятиями какой-то химией – от нее они еще больше заводятся, силой обрастают, – а потом подвергают перегрузкам. Кто-то выживает, кто-то нет. Но те, кто уцелеет, парень, скажу я тебе, это не заморыши… Это такая братва, которую ты ни пулей не возьмешь, ни ножом. Вот так. Всё научно. И здесь не просто зверинец, у них и ученые есть, и врачи. И консилиумы собирают, и операции показательные проводят. Вот только нас, простых, туда не пускают. У них своя тусовка – в южном крыле, на первой линии… Ох, парень, заболтался я с тобой. Полезал бы ты, а?..
Лежали «согласно купленным билетам». Те минуты он помнил плохо. В спину упирались какие-то релюшки, пускатели, нос плющила дверь из крашеной стали. Алисе проще – обладая незначительными габаритами, она извернулась боком и припала к торцевой стеночке, где не было ни приборов, ни панелей со встроенными секретами. Сергеич оказался пророком: минут через пять зазвучали голоса, послышалось шарканье ног. Народ потянулся из пищеблока. Под рольгангом скрипнула зубчатка, вздрогнул конвейер, дрыганья и остановки перешли в плавный ход. Автосклад заработал. Туманов почувствовал, что шкаф куда-то едет, покачиваясь на волнах транспортера. Пару раз свернули, сделали зигзаг, преодолели покатую горку и, наконец, плавно, со скрипом, притормозили. Опять послышались голоса, что-то звучно заскрежетало над головой («Крюки крановые цепляют», – догадался он), и после краткой заминки мощная сила поставила их вертикально. Немедленно задергалась дверца. Туманов нашел ручонку Алисы – она была холодна, словно из морозилки. «Сейчас бы группу прикрытия с «агээсами». Вот дали бы им перцу», – подумал Туманов тоскливо.
– Почему закрыто? – рявкнул прокуренный голос.
– Не твоя печаль, служивый! – бросили в ответ. – Это аппаратура на «объект-два». Она выходит из цеха уже проверенной и осмотренной. Убери лапы!
Всё, как в жизни, два ведомства не могут ужиться даже на клочке подземелья. Одни мнят из себя хозяев, другие имеют отличное мнение, хотя им ничего не стоит договориться и соблюсти этикет.
В итоге остались при своих. Вялая ругань продолжалась, но вдруг провалилась куда-то вниз, перехватило дыхание – шкаф круто взмыл к потолку и поплыл, покачиваясь из стороны в сторону.