Таежный спрут
Шрифт:
– Это что, Туманов? – Алиса вскарабкалась ему на спину.
– Щит управления… Так мне представляется. Девочка, а ведь здесь происходит подключение какой-то хреновины к генератору.
– А почему здесь? – Алиса сделала умное лицо.
– А ты молодец, головастик, – похвалил Туманов. – Действительно, почему здесь? Соображаешь. Хотя лично мне до фонаря, почему оно здесь, а не где-то в другом месте. Наверное, удобное место для разводки, чтобы подцепить автоматику. Меня больше интригует: как?
А то и в самом деле неувязочка. Не на тросе же сюда спускается обслуга. Хочешь не хочешь, а ответ ужасно прост (и ответ единственный). Он оборотил свой взор налево. За ним и Алиса повернула головку. Естественно… Они одновременно надавили ногами. И давили до тех пор, пока сливающаяся с трубой вогнутая дверца не отъехала в сторону, выставив на обозрение кромешно-черную дыру.
– Открылась дверь, и я в момент растаял, – довольный собой, сообщил Туманов и тихо засмеялся.
– Как это удобно, – восхитилась Алиса, – даже не нужно выходить. Открыл дверцу, протянул руку, пощелкал где надо – и ушел обратно. Зайдем?
Туманов кивнул.
– Пожалуй. От такого соблазна мы не устоим. Но я хочу предупредить тебя – на этом наша с тобой развлекательная прогулка, увы, завершается, и начинаются суровые испытания. Так что будь добра не срамить моих седин.
Глушь, темень страшная… За люком два коридора. Один налево вдоль стены, короткий и упирается в дверь. Второй – низкий и узенький – прямо. Где заканчивается, не поймешь – фонарь не добивает. Как в сказке: налево пойдешь – глаз потеряешь, направо пойдешь – оба потеряешь…
– Погадаем, – пошутил Туманов.
– Давай, – подавленно согласилась Алиса. – Предлагаю заняться румфологией. На Западе очень модное поветрие. Вся Америка вповалку – особенно «кинозвезды».
– Это что за хрень?
– А по отпечатку задницы. Представляешь, оказывается, каждая задница имеет свои… ну эти… – Алиса задумалась, – индивидуальные особенности. Как отпечатки пальцев. Специалист подкладывает под тебя бумагу, пропитанную чернилами, дает посидеть – и пожалуйста. Вся жизнь как на ладони.
– Ловко придумано, – оценил Туманов. – Но мы не будем. Твоя задница еще формируется и достойна лишь ремня.
– Твоя тоже формируется? – осторожно поинтересовалась Алиса.
– Ладно, не мели вздор. Вспоминай иногда, где находишься.
Гадать особенно не пришлось: дверь слева – стальной лист с окантовкой в виде уголков – оказалась заперта на ключ. Пришлось возвращаться и исследовать коридор. Шли гуськом – он первым, Алиса в обозе, – вдвоем бы они не уместились, коридорчик едва достигал полуметра в ширину. В низких местах приходилось нагибаться, чтобы не задеть торчащие из потолка крючья. Проход, по всей видимости, связывал подсобные помещения – чересчур уж он выглядел неухоженным. Похожие коридоры в родной совдепии практикуют в подвалах многоэтажек, где граждане в кабинках хранят картошку и ненужную мебель. У него тоже был такой. Он хранил в нем рваное полосатое кресло, оставшееся от покойных родителей и всегда напоминавшее ему кота Матроскина.
За поворотом почувствовали сквозняк – пересекались вентиляционные каналы. Осветив коридор, Туманов задумался. Ощущение чьего-то присутствия в подвале усилилось – проход оставался таким же узким, но с правой стороны появились деревянные переборки, похожие на кабинки.
– Сифонит, – прошептала Алиса. – Холодно здесь…
– Лишь бы не страшно, – он выключил фонарь и взял девочку за руку. Ладошка у Алисы была холодной и слегка дрожала.
– Туманов… – Девчонка приподнялась на цыпочки и зашептала ему в ухо: – Ты меня извини за нескромность… Можно тебя попросить?
– В туалет хочешь? – догадался он.
– Нет, не хочу, – она немного растерялась. – У меня к тебе другая просьба… Ты такой сильный, Туманов… Можно, я в тебя влюблюсь?
– Можно, – крякнул он, – но это не принесет тебе счастья. Я люблю старых и толстых.
Алиса возмущенно засопела.
– Ты извращенец?
Он не смутился.
– Не совсем. Просто у меня такие, мм… преференции. Предпочтения. Тебе не понять.
– Хорошо, Туманов… – Он испугался, что она откусит ему ухо. – Черт с тобой. Через пять лет мне будет восемнадцать, я стану старой и толстой. Подождешь меня пять лет?
– Подожду. В консервной банке. Алиса, охота тебе пороть всякую чушь? Мы носимся, заломив рога, вторые сутки, а ты все никак не можешь понять, что опасность, в которой мы с тобой по уши, – смертельная. Или тебе нравится это слово?
Воистину, проявления страха безграничны. А в исполнении Алисы – полный спектр: от безрассудной храбрости до стремления выскочить за первого встречного.
Несколько минут они простояли в молчании. Когда привыкли глаза и стали видны бледные полосы света, струящиеся через перегородки, тронулись в путь.
Вдоль коридора тянулись сумрачные помещения, заставленные оборудованием. Серые стены, какие-то угловатые электрошкафы, будки, посты управления. Раздавались приглушенные голоса. Некто в сером халате возился со шваброй – гремело половое ведро и шлепала тряпка. Второй стоял спиной у небольшого жужжащего станочка и разрезал круглой пилой армированный шланг. Основная часть помещения напоминала аппаратную, остальная – механическую мастерскую. Табличка на двери по понятным причинам отсутствовала. Дверь находилась в конце коридора, метрах в трех от тупиковой стены, и, судя по всему, не являлась единственным входом в аппаратную: сквозь щели очерчивалась еще одна дверь – около нее и стоял отрезной станок и мужик, терпеливо грызущий рукав.
Туманов довел Алису до тупика. В углу царила темень, свет не проникал сквозь щели в досках – с той стороны все пространство от пола до потолка занимал шкаф. В случае опасности он помог бы раствориться в этой темени.
– Ждем, – шепнул Туманов.
– Чего? – откликнулась Алиса.
– Не знаю, – он пожал плечами. – Но грамотная разведка не терпит суеты – говорю тебе как бывалый лазутчик…
– Что, Сергеич, опять нелады? – донесся из-за стены комариный писк уборщика.