Тафгай 3
Шрифт:
Ну а чем мне ещё одному на спортивной базе «Зелёный город» заниматься? Как 24-го числа приехал из Москвы в свою тоже временную комнатушку, так и загрустил. Боря Александров улетел к родителям в Усть-Каменогорск, обещал 31-го вернуться. У остальной торпедовской молодёжи одни девчонки сейчас на уме. Попытался их затащить в тренажёрный зал, хватило ровно на пару дней. Все изнылись, видите ли Всеволод Михалыч им позволил до второго января отдыхать, а не железо тягать.
Витя Коноваленко один раз приехал с семьёй на лыжах покататься и шашлыки пожарить. Шаман Волков прибегал трижды, надоел уже со
Ирина? С Ириной расстались друзьями. Сейчас ей не до семьи, детей, пелёнок, да и мне, если честно, сейчас не до них. В эти предновогодние дни у их ансамбля «Лейся, песня» в Москве работы невпроворот. Днём в одном месте играют, вечером в другом поют, готовятся к записи первой пластинки. До конца января весь график расписан концертами и гастролями. Какая тут может быть личная жизнь с человеком, который сам в лучшем случае освободится к июню? Поэтому мы сели, спокойно поговорили и разошлись, как в море корабли.
Уже в Горьком ещё писателя навестил, зарплату ему привёз за декабрь и январь сразу. Прочитал с десяток глав, не всё понравилось. Попросил самое начало переделать, так как оно должно быть мощным, как ураган, а не сонное, философское и ленивое. Поспорили, но в драку Сергей Викторович не полез, видя моё явное превосходство в грубой физической силе. Пробубнил, что сила есть ума не надо. На что я возразил, когда сила есть, ума нужно в двойне, чтобы лишних дров не наломать. Тогда писатель, тяжело вздохнув, пообещал начало переделать.
Что ещё? Как приехал из Москвы сразу решил перемыть всех живущих на базе котов и кошек. Захотелось, чтобы они встретили этот новый год чистыми, без вредных насекомых. Четыре часа угрохал на это неблагодарное занятие. Какого только презрительного мяуканья в свой адрес не наслушался, уши «повяли». Один Фокс воспринял мою инициативу с меланхоличным спокойствием. Кстати, взял его в Калинин с собой, чтоб он мне в дороге спать не давал. И вот теперь я рулю, а он спит, то есть лишь мысленно вместе.
А накануне ещё зашёл на завод, в родной цех. Хотел, чтоб мне сделали маленькое магнитное хоккейное поле, по типу магнитных шахмат. Надоело во время игры, когда время в обрез, с помощью жестов объяснять, кому и куда бежать. Сказать, что в цеху все мне были рады, значит покривить душой. Мастер Ефимка, например, как только завидел мою могучую фигуру, улетел в другой корпус по делам. Были и те, кто от всего сердца жал руку, а кто-то намекал, улыбаясь в глаза, что я предатель. Слух, что со следующего сезона я уже игрок московского «Динамо» быстро разлетелся по городу. И объяснять что-то людям, которые судят других, сидя у себя дома на уютном диване, было бесполезно. Что, спрашивали они, плохо тебе на всём готовом живётся здесь в Горьком? А я отвечал, не знаю, так как больше нигде не жил. Да и потом, а вам плохо будет, если в этом сезоне наша заводская команда войдет в призы или вообще займёт первое место? Так вот, мой переход – это плата, чтоб дали закончить нормально чемпионат. Странно, что нападающего Свистухина и пару защитников
Пожать руку ко мне выбежал и физорг Самсонов, который так растрогался, что даже немного всплакнул. Казимир Петрович и Данилыч, тоже меня минут пять обнимали, звали на политинформацию. Сказал им, что спортивный режим нарушать тревожными политическими новостями не имею право. А ещё, уже на выходе в коридоре ко мне на грудь бросилась врачиха Ольга Борисовна, плакала и уверяла, что я самый лучший больной в её жизни. Я же ответил, что болеть сейчас мне по профессии не полагается. Вот, наверное, из-за того, что окунулся здесь в воспоминания я и решился на поездку в Тверь, которая сейчас пока город Калинин.
***
В Калинин я приехал ближе к восьми часам вечера. Затем натянул бороду из ваты и костюм деда Мороза, что одолжил в ДК «ГАЗ», и первым домом, в который я решился позвонить, был деревянный «особняк» деда и мой собственный из того девства. Верный пёс Рыжик тут же за забором заметался, скуля и гавкая. Скулил, чувствуя родного меня, и гавкал, унюхав кота Фокса, которого я посадил себе на плечо и надел ему на голову игрушечный новогодний колпачок. На звонок из дверей к калитке вышел мой пятидесятилетний дед, одетый в валенки и тулуп поверх рубахи.
– С наступающим новым годом вас, товарищ! – Крикнул я. – По поручению горисполкома хочу пожелать здоровья и счастья в новом 1972 году!
– Спасибо, - хмыкнул он, - и тебе здоровья хлопец в бороде. Давай свою грамоту, да я в дом пойду, мне после операции простужаться никак нельзя.
– У меня не грамота, - смутился я. – У меня подарки.
– Я приподнял красный мешок в цвет бутафорской и не очень тёплой шубы.
– Подарки от самого горисполкома? Чудеса, да и только. Ну, тогда проходи, собаку сейчас придержу. Цыц Рыжий! – Гаркнул дед на пса.
В большой, но такой маленькой для меня сегодняшнего комнате было тепло от натопленной русской печки. Я снял кота с плеча и отпустил погулять по избе, чтобы изучить оперативную обстановку.
– А это что такое? – Указал дед на моего чёрного и хвостатого любопытного питомца.
– Новогодний кот, Фокс, в горисполкоме дали вместо снегурочки. Со снегурочками сейчас напряжёнка, корпоративы у них у всех. – Усмехнулся я, выкладывая подарки из мешка.
– И тут нашу улицу обсчитали, - заворчал дедуля. – Обещали дорогу нормальную провести, так сделали только до первого перекрёстка. Канализацию тоже, кстати, не дотянули. И вместо снегурочки, кота, значит, прислали, Фоксу.
Вдруг из-за занавески вышла моя мать, которую я очень плохо помнил. Я же выложил на стол конфеты, апельсины, несколько консервов, а так же пластилин и оловянных солдатиков, что мне часто в детстве снились.
– А это все, по какому поводу? – Удивилась мама.
– Следующий год - год пятидесятилетия СССР, вот и решили в горисполкоме немного порадовать народ, - отмахнулся я и вытащил ещё десять рублей. – Распишитесь хозяйка в получении. – Можно было, конечно, сумму сделать и побольше, но тогда моё появление вызывало бы подозрение.