Таганский перекресток
Шрифт:
— Где?
Он усмехнулся, но не ответил.
Во-вторых, Вальку обожали женщины. Помните историю, как он отправился провожать двух подружек и вернулся лишь через несколько часов? Так вот, это было лишь началом. Не в том смысле, что Гостюхин посвятил свою жизнь путешествиям по девичьим постелям, а началом того ажиотажа, который возник в общаге. Сам Валька держался достаточно скромно и пользовался своими выдающимися способностями весьма осмотрительно, а вот девчонки при его появлении млели и забывали обо всем, не
Ни до, ни после знакомства с Гостюхиным я не видел мужиков, которые бы производили столь сильное впечатление на женщин.
Но об этом его секрете я не спрашивал.
И в-третьих, Валька очень любил молоко.
С него-то все и началось.
С молока.
Когда я сказал: «Валька очень любил молоко», я имел в виду, что Валька ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ молоко. Вот так, большими буквами.
Он пил молоко за завтраком, за обедом и за ужином. Он пил его всегда. Я ни разу не видел Вальку с кофе, очень редко — с чаем, все остальное время — или молоко, или спиртное.
Но при этом Гостюхин терпеть не мог ту жидкость, что разливают по пакетам на современных комбинатах. Во время одного из первых наших визитов в студенческую столовую Валька попробовал то, что подавалось под видом молока. Его стошнило. Я не шучу — действительно стошнило. Вывернуло наизнанку прямо в зале. Гостюхин позеленел, на его лбу выступили крупные капли пота, и он едва доковылял до комнаты, где сразу же бросился к кувшину с молоком. С настоящим, как вы понимаете, коровьим молоком. Глиняный кувшин Валька поставил на свою тумбочку в первый же день, и в нем всегда находилось молоко. Я пробовал — настоящее, только что из-под коровы.
Как Гостюхин ухитрялся его доставать? Где брал?
Я ломал голову почти месяц, пока однажды не вернулся домой чуть раньше, чем следовало.
Вечером я собрался в библиотеку, но по дороге в читальный зал у меня разболелась голова, и намерение погрызть гранит науки улетучилось. Я решил не издеваться над собой и отправился в общагу. Открыл своим ключом дверь, услышал, что Валька плещется в душе, и вошел в комнату.
И остановился как вкопанный.
Не потому, что услышал:
— Стой!
На Валькин голос я среагировал позже.
Я остановился, потому что увидел.
Глиняный кувшин стоял на полу в самом центре очерченного мелом круга. Тряпочка, которая обычно прикрывала горлышко, лежала на тумбочке, и я увидел, как кувшин медленно наполняется белой жидкостью.
НАПОЛНЯЕТСЯ.
То есть уровень поднимался.
— Как ты здесь оказался? — угрюмо спросил появившийся за моей спиной Валька.
Или
— Голова… заболела…
— Какие мы нежные. Ну, заболела, ну и что? Сиди и читай учебник — сама пройдет.
Я обернулся, секунд пять разглядывал зеленые глаза приятеля, сглотнул и осведомился:
— Что происходит?
— Корову дою, — отрезал Гостюхин.
— Чью?
Тем временем молоко добралось почти до самого края кувшина. Валька оттолкнул меня, прошел в комнату, остановился у круга, прошептал несколько слов, наклонился и выдернул торчащий из пола нож. Затем осторожно поднял наполненный кувшин, поставил его на тумбочку и накрыл тряпочкой.
— Хочешь?
— Обойдусь.
— Как знаешь.
И он спокойно направился обратно в душ.
Так, будто ничего не произошло.
Я же плюхнулся на свою кровать и закурил.
Разговор продолжился минут через двадцать. Валька, одетый лишь в повязанное вокруг бедер полотенце, вошел в комнату, молча уселся на стул, вздохнул и проворчал:
— Мне нужно настоящее молоко. Я не могу без него обойтись.
— Понятно, — тихо ответил я.
— Из пакетов я пить не могу, ты видел, чем это заканчивается.
— Видел.
— А то, что продают на местных рынках, тоже не лучшею качества. — Он помолчал. — Приходится добывать самому.
Обыденность его тона меня потрясла. Черт побери. Валька говорил так, словно мотался каждое утро в деревню! Словно платил огромные деньги за доставку парного молока в общагу! Но нет! Оно само появлялось в кувшине!
Я видел!
— Как ты это делаешь?
— Есть специальное заклинание, — спокойно сказал Гостюхин. — Я ищу подходящую корову, рисую круг, вонзаю в пол нож, ставлю кувшин и… дою ее.
Пару раз мне действительно казалось, что в глиняном сосуде находится парное молоко. Я отмахивался от этих мыслей. Теперь выяснилось, что я был прав.
«Рисую круг, вонзаю в пол нож…»
А на полу, между прочим, линолеум. А под ним — бетон. Но нож — я видел! — вонзился в него почти на треть лезвия.
— Ты колдун?
Валька помолчал, затем улыбнулся и ответил:
— Я — ведьма.
— Ведьмак?
— Нет. Ведьма.
Совсем непонятно.
— Что значит ведьма? — буркнул я. — Ты что, женщина?
Он запустил пятерню в рыжие кудри, вздохнул, размышляя, с чего начать рассказ, и произнес:
— Все довольно запутанно, Серега. Дело в том, что в моем роду испокон веков все женщины были ведьмами. Столетие за столетием сила передавалась по наследству, от матери к дочери. Рождались в нашей семье только девочки. И вдруг — аномалия.
— Ты?
— Угу, — кивнул Валька. — Все признаки указывали матери, что она ждет дочь. Все шло так, как положено. Мне даже имя подобрали…
— Валентина?