Тагу. Рассказы и повести
Шрифт:
Вокруг Вамеха стояли отцы и мужья тех, кого в свое время кровно обидел его покойный отец, соблазнив их дочерей и жен. Эти люди предали забвению старую вражду, чтобы в трудное время поддержать владетеля и освободить родину от врага.
Дрогнуло сердце юноши. Ута быстро подвел ему Арабию и поднял стремя. Вамех благодарно взглянул на него и взлетел в седло — молочный брат понял его и в этот раз. Мурзакан ободряюще улыбнулся своему воспитаннику, как не раз улыбался в детстве во время игр и забав.
Потом лицо Мурзакана исчезло за пыльной завесой,
„Веди народ твой…“
Вамех видел, как движутся ее губы, такие знакомые, теплые, родные. Он больше никогда их не увидит. Никогда.
„…На бой праведный…“
Двинулись за Вамехом войска. Тариэл Чиквани и Эсика Церетели следовали по обе стороны правителя.
„Веди народ твой…“
Поскакали вперед знаменосцы.
Зацокали копыта.
„…На бой праведный…“
Гудели большие и малые колокола Одиши.
Перевод А.Беставашвили
ГВАНЦА
Лес был невысокий, смешанный, густой, почти непроходимый. Гванца, подобно урагану, прокладывала себе путь там, где и птица не смогла бы пронести плод терновника. Она бежала к востоку, где в голубоватом, тонком ночном тумане темной массой высилась красивая Чегола — Белая гора. Взволнованное лицо девушки, ее голые плечи и руки то мелькали, то скрывались среди освещенных звездами деревьев самшита, бука, липы и тополя. Она бежала, словно преследуемая, сквозь заросли, царапая руки, ноги, лицо, тело. На спине у нее висел мешок с мукой, оттягивая плечи, но, охваченная одной мыслью, она бежала и бежала вперед, не переводя дыхания.
Был еще вечер, когда Гванца увидела переправлявшийся через реку отряд янычаров. "Наверно, Искандер-Али узнал о заговоре, и теперь его воины спешат на Волчью поляну", — решила девушка. Ее потное, почти черное от загара тело, полуприкрытое козьей шкурой, маслянисто поблескивало. Длинные волосы то и дело цеплялись за ветки, но она не чувствовала боли — неотступная мысль, гнавшая ее вперед, делала тело бесчувственным. Она не отрывала глаз от выступов высоко поднявшейся Косисцихе. Цель была близка, и все же дорога казалась бесконечной.
Лягушки провожали Гванцу каменным холодным взглядом, белка перебегала ей дорогу, взлетала на дерево и, навострив уши и задрав хвост, смотрела оттуда маленькими, пронзительными глазками. Из кустов выбегал перепуганный заяц и тут же исчезал. Но ничего этого девушка не замечала.
"Узнали турки, что завтра на заре казнь царицы встретят на ногах и стар и млад… и вслед за этими разведчиками следует большое войско… Со всех сторон направляются сейчас турки к Волчьей поляне".
Где-то неподалеку в кустах послышался треск веток, топот тяжелых шагов. Гванца остановилась. Только теперь услышала она, как тяжко и хрипло дышит ее грудь. Она присела, чтобы укрыться за кустами и перевести дыхание.
На некоторое время она словно застыла и не слышала ничего, кроме стука своего сердца. Потом снова выпрямилась и побежала, не решаясь оглянуться
Уже более двух недель ждут эту муку пастухи в горах: кроме молока и сыра, у них за это время во рту ничего не было. Они стерегут княжеское и народное стадо, которое перегнали на Чеголу. Сколько молодцов посылали они в долину за мукой, но ни один назад не вернулся, все попались в лапы туркам.
Восьмидесятилетний дед Гванцы, прославленный пастух Буху Кварацхелиа, умирал с голоду. Сердце девушки разрывалось, она много раз умоляла отпустить ее в долину за мукой, но старик даже и слышать об этом не хотел. Да и как мог он отпустить девушку туда, откуда не вернулись сильные, опытные, прошедшие через тысячи опасностей молодцы? Не добившись ничего от деда мольбами, однажды темной ночью, когда даже собаки спали, Гванца сбежала. Целая неделя понадобилась ей, чтобы ущельями и лесами пробраться в деревню.
Турки сровняли деревню с землей. Как было ей просить у крестьян муку, когда у них самих от голода сводило животы. Гванца с сердечной болью смотрела на страдания народа. Ночами тайком ходила она от одного крестьянина к другому, собирая для пастухов по одной пригоршне муки. За три дня она наполнила мешок и возвращалась обратно. Днем пряталась в лесу, чтобы не столкнуться с турком, и лишь с наступлением ночи пробиралась к Чеголе.
Вчера она пряталась в монастыре. Монахи сказали ей, что завтра на рассвете обезглавят княгиню, потому что правитель отказал Искандеру-Али: нет, не помогу тебе, против своих же братьев-имеретин не выступлю. Об этом возвестят в Одиши колокола всех монастырей и церквей, и по звону колоколов с оружием в руках восстанут мужчины и женщины.
Как ни утомлена была Гванца, ничто не могло задержать ее в монастыре, у нее голова кружилась от радости. Не дожидаясь наступления ночи, взвалила она на плечи мешок и без передышки передвигается сейчас к Чеголе, чтобы сообщить эту весть пастухам и деду.
Увидев янычар, переходивших реку, она подумала, что врагу стало известно о заговоре, и решила без промедления известить об этом строителей, работавших в Косис-цихе. Турки разрушили эту крепость, а теперь сами спешили ее восстановить. Строители пошлют человека к Волчьей поляне… Горе, если врагу удастся окружить войско правителя!..
До Косис-цихе было уже недалеко. Когда девушка вышла из лесу и перед ней внезапно возникли рыжие стены крепости, ей сразу стало спокойно. Когда она шла в деревню, была возведена южная стена и строители навешивали ворота. Теперь крепость была полностью готова к принятию войска. Гванца посмотрела в ту сторону, где, помнилось ей, стояли шалаши строителей. Она уже решилась бежать к шалашам, как вдруг в начале ущелья, у поворота, послышался цокот копыт. Турки! Гванца сразу же вернулась в лес.