Таинства и обыкновения. Проза по случаю
Шрифт:
Ведь Церковь, та, какою она нам предстаёт, даже Церковь «католическая», то есть «вселенская» [104] , это лишь малый участок сотворённого мира. Если много званых, но мало избранных, то ещё меньше тех, кто избирает христианство даже неосознанно, и всё-таки, всё, что есть на свете, имеет шанс войти в Царство Христово, и лицо земли дожидается преображения силой Святого Духа. Стало быть то, что мы условно именуем католическим романом, не обязательно имеет отношение к крещёному или «окатоличенному» миру, это просто книга, где мир показан в свете истины, ведомой христианину. И это не обязательно католический мир, увиденный глазами католика.
104
Буквальное значение греческого слова, ставшего
Впрочем, католическая жизнь, какой её увидел католик, далеко не всегда радует глаз других католиков. У нас, например, есть весьма неплохой писатель Дж. Ф. Пауэрс [105] , католик с рождения, пишущий о единоверцах. Католики у мистера Пауэрса изображены с пугающей точностью. Они вульгарны, невежественны, корыстолюбивы и до ужаса мелочны, причём у всех этих неаппетитных качеств имеется сугубо католический душок. Мистер Пауэрс изображает их такими отнюдь не для того, чтобы досадить церкви, он пишет о них, поскольку, Божьей милостью, не может писать о ком-то другом. Писатель пишет о том, что в его силах изобразить правдоподобно.
105
Джеймс Фарл Пауэрс (1917–1998) – американский писатель, автор романов и рассказов о католическом клире США. Прославился дебютным романом «Смерть Урбана» (Morte d’Urban, 1962), о духовном «выгорании» «преподобного» Урбана Роше из вымышленного «клементинского» монашеского ордена. Отечественным читателям роман Пауэрса может напомнить канву рассказа Чехова «Ионыч».*
Мы каждодневно наблюдаем людей, коверкающих свой талант, дабы повысить популярность или гонорары, поскольку они не могут жить без того и другого. Если это делается умышленно, подобный приём, можно смело сказать, заслуживает порицания. Только, по-моему, ещё чаще мы наблюдаем тех, кто коверкает свои таланты во имя Бога, исходя, как им кажется, из самых благих намерений. Чтобы поправить, обучить, привести ближнего в лоно церкви. И порицать таковых, согласитесь, не так-то просто. Никто из нас им не судья, но нельзя не судить о качестве их продукции объективно. Мы обязаны говорить, правдиво ли том или ином романе изображены аспекты реальности, которые намеривался изобразить их автор. В том, что романист сознательно злоупотребляет талантом ради благой цели, возможно и нет ещё греха, но налицо злостная непоследовательность, ибо он пытается отобразить Бога в кривом зеркале.
Романы, написанные слабо, при всей назидательности и богобоязненности персонажей сами по себе не годны и ничему не учат. Заявления в таком тоне всегда оспариваются. Мол, кому и слабая вещь назидательна вполне, а откуда ему знать, что есть и посильнее? Перед нами море примеров повсеместного использования низкокачественной продукции в благих возвышенных целях. Господь в силах сделать нечто нейтральное, а то и злое орудием добра. Но вот заниматься этим, я считаю, дело Ему по плечу. А не нам.
Подходящим примером книги весьма посредственной, пригодной для благих целей мне представляется роман кардинала Спеллмана «Найдёныш» [106] . Нечего выносить оценки этому духовному лицу (вне литературного поприща), но как литератор он несколько «не тянет». И всё же отрадно сознавать, что, купив экземпляр «Найдёныша», ты помогаешь сиротам, а потом книжкой можно всегда и дверь подпереть. Только не забывайте, что помогаете сиротам, а не повышению качества католической прозы в этой стране. А кому предпочтёте помочь в первую очередь, будь выбор, это уже вам решать.
106
Роман «Найдёныш» (1951) кардинала Фрэнсиса Спеллмана (1889–1967), архиепископа Нью-Йорка (с 1939 г. по смерти), рассказывает историю младенца, подкинутого на паперть католической церкви в Нью-Йорке и найденного протестантом, вернувшимся с фронтов Первой мировой войны, который становится для мальчика воспитателем и другом. Роман Спеллмана, снисходительно оценённый О’Коннор, не лишён безыскусного очарования и пользовался заслуженной любовью читателей.*
Впрочем, найдутся и книги, католический «градус» которых, по замыслу авторов, не разбавлен водичкой «Найдёныша», но и в них, из-за авторских потуг
Всё, что представляется романисту истинным, нужно сперва художественно оформить, конкретизировать и очеловечить. Если вас смущают чувственные эксперименты, вы не сможете осилить не только книгу, но и постичь что-либо в реальном мире, ибо каждое таинство, доступное разуму человека (кроме вышних ступеней созерцательной молитвы), постигается этим, чувственным путём. Христос помиловал нас не прямым усилием мысли, а воплотив себя в человеческом теле, и продолжает к нам обращаться через зримую Церковь. Всё это может казаться весьма отдалённым от литературной тематики, но нет, ибо главной темой прозаика является присутствие таинства в жизни людей.
Барон фон Хюгель [107] , один из крупнейших знатоков католицизма, писал, что «сверхъестественный опыт <…> всегда проявляется как преображение естественных состояний, деяний, положений <…>», а «духовному началу обычно предшествует, споспешествует, сопутствует либо последует начало чувственное <…>. Наивысшие реалии и глубиннейшие ответы являются нам в пределах самого низменного или при соприкосновении с ним». Стало быть, романист, мечтающий показать, как происходят чудеса, сможет совершить такое лишь как на уровне природных явлений. Если он не изобразит здешние вещи правдоподобно, в их неподдельном виде, тогда никто не поверит, что они соприкасаются с чем-либо возвышенным.
107
Барон Фридрих фон Хюгель (1852–1925) – английский писатель и католический богослов австрийского происхождения, автор трудов о христианском мистицизме. Программное выражение учение Хюгеля получило в двухтомной работе «Мистический компонент в религии: исследованный на материале Екатерины Генуэзсской и её друзей» (1908, 1923). Цитаты у О’Коннор взяты из эссе Хюгеля «Христианство и сверхъестественное» (1920).*
Романисту обязательно надо обратить свой взор на окружающий мир и хорошенько к нему приглядеться. Не пренебрегая в том числе и теми вещами, чья назидательная ценность не слишком высока. А потом надо воспроизвести подмеченное силой слова. Вот тут то и возникают определённые трения между верой и задачей автора, если он католик, который видит падших людей, растленных ложным мудрствованием. Допустимо ли ему описывать им увиденное, как оно есть? Или, подправив сообразно требованиям веры, показать в её свете то, как оно «должно быть»? Не его ли обязанность, по выражению барона фон Хюгеля, «"причёсывать" реальное» [108] ?
108
В том же эссе Хюгель говорит, что одна из сложнейших добродетелей для христианина – это правдивость. Искусительно «прибирать» или «причёсывать» (tidy up) реальное, делая его таким, как, ему кажется, оно должно быть по божьей воле или соизволению.*
Ну и как же можно романисту одновременно хранить верность и своей эпохе и вечности; тому, что он видит и тому, во что верует, относительному и абсолютному? И как ему всё это успевать без ущерба для художественных качеств книги, которая требует иллюзорного жизнеподобия?
За людьми нецерковными я заметила такое – им кажется, будто бы церковь обуздывает творческие порывы автора-католика, не давая им развернуться в полную силу. Эти люди обычно указывают на малочисленность художников и писателей католической веры, по крайней мере, в нашей стране, а те, кто чего-то в своём творчестве всё же добился, обычно меняют конфессию. На критику такого рода нам нельзя отвечать молчанием. Я допускаю, что критика системы католического просвещения с кафедры или с амвона не безосновательна, но её нельзя распространять на религию в целом.