Таинственная история заводного человека
Шрифт:
— Худшее позади, Алджи: теперь я каждый день буду чувствовать себя всё лучше и лучше. Чем занимаешься? На-ка, подержи.
— Что это?
— Маховик. Хочу смазать подшипники.
— А, — вздохнул Суинберн и взял деталь. — Я тут познакомился с одной весьма привлекательной шлюхой, которая любит заниматься такими делами. Тебе бы она понравилась.
Бёртон неодобрительно щелкнул языком.
— Тогда ты ответил на мой вопрос. Вот чем ты занимаешься!
На лице Суинберна немедленно появилось выражение оскорбленной невинности:
— Я пишу, между прочим! Кстати, мои последние экзерсисы вызвали ажиотаж.
— Да,
— А «Таймс» — извращенцем.
— Ничего удивительного. Твоя поэзия, если можно так выразиться, какая-то витиеватая…Подай-ка мне его обратно.
Суинберн отдал маховик Бёртону, и тот аккуратно поставил его на место.
— Грязная— вот слово, которое использовала «Таймс». Ты собираешься куда-то лететь? Или просто чинишь машину?
— В полдень собираюсь в Хэмпшир.
— А там куда?
— В Тичборн-хаус.
— Что-что? — закричал Суинберн, подпрыгивая и дергаясь, как сумасшедший. — Ты же не собираешься вмешиваться в этодело!
Бёртон взял тряпку и вытер руки, испачканные машинным маслом.
— Боюсь, уже вмешался. И есть небольшая вероятность, что коллекция Франсуа Гарнье тоже замешана в этомделе.
— Э… что?.. Погоди, Фран, ты хочешь сказать, что Брюнель…
— Алджи, ты действительно самый непонятный поэт из всех, кого я встречал за всю свою жизнь! Но я отвечу на вопрос, который ты не сумел задать: нет, я не думаю, что Паровой Человек каким-то образом связан с делом Тичборна. Однако я сильно подозреваю, что кража бриллиантов прямо у него из-под механического носа может быть связана с вернувшимся наследником.
— A-а! Стало быть, в клане Тичборнов есть взломщики сейфов?
— Почему бы и нет? Вот что мне удалось узнать… — И Бёртон рассказал поэту легенды, связанные с Глазами Нага, а также историю рода Тичборнов. — Сейчас я исхожу из предположения, что сэр Генри нашел южноамериканский Глаз (хотя Арунделл отверг эту идею моментально) и что кто-то из Тичборнов завладел Поющими Камнями тоже, — заключил он.
— Остается не найденным только африканский алмаз, — прокомментировал Суинберн.
— Да.
— В этом есть что-то очень странное.
— Почему?
— Потому что речь идет о Ниле.
— Согласно мифу — да. Но к чему ты клонишь?
— К тому, что и ты, и Спик искали исток этой реки. А потом был Генри Стэнли — и его экспедиция исчезла.
Бёртон нахмурился:
— Его экспедиция исчезла потому, что он глуп как пробка и решил пролететь над этим районом на… — Он с силой ударил по боку винтостула. — Ни одна летающая машина, появившаяся там, не вернулась обратно. Он знал об этом, но всё равно полетел.
— Да, но это не то, что я имел в виду.
— Ты о чем?
— Пошли в дом. Закури сигару и расскажи мне одну историю.
Королевский агент какое-то время глядел на друга, потом пожал плечами, кивнул и убрал инструменты. Через несколько минут они удобно устроились в кабинете. Бёртон отпил портвейна и спросил:
— О чем ты хочешь узнать?
— О твоей экспедиции со Спиком. Насколько я помню, в марте пятьдесят восьмого вы достигли озера Танганьика. Что случилось потом?
— Болезни, главным образом. Мы услышали, что на восточном берегу озера находится порт Уджиджи, в котором можно разбить базовый
Капитан Ричард Фрэнсис Бёртон ослеп.
Половину лица Джона Хеннинга Спика парализовало.
Они оба настолько ослабли, что не могли пройти и нескольких шагов.
Две недели они оставались в наполовину разрушенной хижине и ели только отварной рис, который приносил им их проводник, Сайди Бомбей. Они лежали на койках, раздавленные томительной жарой, страдали, спали, их рвало, они то теряли сознание, то опять приходили в себя.
— Матерь божья! Дик, неужели это того стоит? — прошептал Спик.
— Должно быть. Мы почти на месте. Ты слышал, что сказал мне утром Бомбей?
— Нет. У меня был такой жар, что я ничего не видел и не слышал.
— Туземцы утверждают, что из северной части озера вытекает река. Если мы наймем дау, [55] то, уверен, очень скоро обнаружим, что плывем вниз по Нилу, мимо воинственных племен, прямо в Каир.
Бёртон уцепился за эту мысль и с ее помощью медленно вытягивал себя из болезни. Как назло, Спик, намного менее целеустремленный, чем его командир, выздоравливал гораздо быстрее. Вскоре он уже отваживался по утрам и вечерам выходить из хижины на живительный холодный воздух, купаться в озере и делать покупки на маленьком рынке. Там он появлялся в компании туземца, державшего над ним зонтик, в темных очках; через его руку были перекинуты нитки бус на продажу.
55
Арабское одномачтовое каботажное судно.
Спик был застенчивым беспокойным человеком. Высокий и худой, длиннобородый и ясноглазый, заикающийся и нерешительный, казалось, он находится в мире с самим собой только на охоте. Лейтенант Спик стрелял во всё. Он всаживал пули в бегемотов и антилоп, жирафов и львов, слонов и носорогов. Он убивал с радостью и без разбора, и все семьсот миль их пути от Занзибара [56] были усыпаны трупами животных… Теперь день медленно тянулся за днем, и Спик начал сходить с ума от мерцающего ландшафта, от высохших деревьев и трав, от бесконечных просторов твердой растрескавшейся земли.
56
Здесь и далее: восточная часть современной Танзании, бывший протекторат Британской империи (1890–1964).
— Коричневое! Повсюду только одно проклятое коричневое, ни одного зеленого пятнышка! Я больше не могу: в этом чертовом аду даже на охоте скучно! Почему мы не можем отправиться дальше? Кажется, я схожу с ума!
— Скоро, Джон, но мне нужно время, — ответил Бёртон, который еще плохо видел и не мог даже пошевелить ногами.
— Ну тогда хотя бы разреши мне взять каноэ и пересечь озеро вместе с Сайди! — проворчал Спик. — Мы ведь знаем, что шейх Хамед где-то там, и у него есть дау. Я попробую его нанять: он должен кое-что знать о северной реке.