Таинственная Каффа
Шрифт:
В печати недавно промелькнуло сообщение о том, что авторам «Золотого теленка» И. Ильфу и Е. Петрову была известна судьба А. К. Булатовича [6] , которого они вывели во вставном «Рассказе о гусаре-схимнике» графе Алексее Булатове, «помогавшем абиссинскому негусу Менелику в его войне с итальянцами». Действительно, многие совпадения в деталях, начиная с фамилии, не оставляют сомнений в том, что писатели были достаточно хорошо осведомлены о биографии путешественника. Однако каким образом они ее узнали, также пока не выяснено.
6
В. Карташов, Географ, гусар, схимник, — сб. "На суше и на море", Гос. изд-во географ. литературы, М., 1960, стр. 549 и сл.
Но А. К. Булатович не был единственным русским путешественником, посетившим Каффу. Следует наполнить еще об одном человеке, который был в числе первых исследователей Каффы и о котором автор настоящей книги упоминает только мимоходом и в таких выражениях, что создается совершенно ошибочное представление о его значении и роли в экспедиции Фридриха Бибера. Это Евгений Всеволодович Сенигов, также офицер русской армии, талантливый художник, великолепный знаток Эфиопии, где он прожил почти всю свою жизнь, чья биография также ждет своего исследователя.
Отто Бибер мимоходом говорит о «переводчике и проводнике Сенигове», который поступил на службу к его отцу перед путешествием в Каффу. У читателя создается впечатление, что это был технический исполнитель, предназначенный выполнять всевозможные мелкие и не очень ответственные поручения. В действительности дело обстояло далеко не так. В порыве легко объяснимой сыновней привязанности, но явно в ущерб истине, автор искажает факты. Подпоручик русской армии Е. В. Сенигов попал в Эфиопию в составе военной миссии Н. С. Леонтьева (1899 г.). Он происходил из вполне обеспеченной и достаточно родовитой дворянской семьи и получил, видимо, хорошее образование. Восприняв кое-какие весьма неопределенные народническо-демократические идеи о свободе и равенстве, заставившие его весьма отрицательно относиться к господствующим в царской России порядкам, горячо полюбив Эфиопию и ее народ, Е. В. Сенигов решил навсегда остаться в этой стране, что он без излишних колебаний и осуществил. Усвоив все нравы и обычаи местного населения, в совершенстве овладев несколькими диалектами, он даже внешне мало отличался от коренных амхарцев, носил их одежду и не признавал никакой обуви. Средства для существования Е. В. Сенигов добывал, выполняя всевозможные поручения как переводчик. Кроме того, он был чрезвычайно одаренным художником, и его портреты и композиции легко находили покупателей среди европейцев. Менелик II подарил Сенигову небольшое имение вблизи Аддис-Абебы, где он жил, женившись на эфиопке. И, конечно, такой превосходный знаток страны, как Е. В. Сенигов, побывавший в Каффе за несколько лет до Ф. Бибера, — в 1899 г. — оказал ему существенную помощь и поддержку.
Таким образом, мы вправе утверждать, что роль наших соотечественников в изучении этой малоизвестной страны была значительно большей, чем это отмечалось до сих пор, в особенности в настоящей книге. Детальное и всестороннее исследование всех материалов, касающихся деятельности А. К. Булатовича и Е. В. Сенигова, несомненно, подтвердит справедливость только что высказанного положения.
Однако все это ни в коем случае не принижает значения трудов Ф. Бибера, которые до сих пор являются основным пособием по истории, этнографии и языку каффичо и некоторых соседствующих с ними племен. Ф. Бибер был и остается лучшим знатоком Каффы, и его двухтомная монография, вышедшая около сорока лет тому назад, до сих пор никем не превзойдена, хотя, конечно, наука располагает некоторыми новыми, правда весьма скромными материалами. Австрийский ученый — этого также ни в коем случае нельзя отрицать — был подлинным энтузиастом, и кое-что в его биографии напоминает жизнь другого энтузиаста, старшего его современника, выдающегося немецкого археолога Г. Шлимана. Их с раннего детства увлекала одна идея, оба они страстно стремились всеми силами ее осуществить, обоим приходилось преодолевать огромные трудности — прежде всего бедность — на пути к осуществлению заветной цели, оба были самоучками, и оба достигли того, чего добивались. Конечно, открытия Г. Шлимана имеют неизмеримо большее значение для истории человечества, но и Ф. Бибером сделано немало. Он сохранил для будущего многое от гибнущей на его глазах древней и самобытной культуры.
Правда, Ф. Бибер работал в значительно более легких условиях, чем его предшественники. Границы Каффы открылись, и она уже несколько оправилась после войны. Старые порядки и обычаи еще не исчезли, в памяти стариков сохранялись древние предания и легенды, свежи были впечатления от церемоний и обрядов, справлявшихся при дворе. Кроме того, и это чрезвычайно важно, Бибер в течение долгих лет упорно и систематически готовился к экспедиции, что позволяло ему действовать по определенному плану. Доступными для исследования оказались и запретные прежде древние погребения и культовые памятники. Все это позволило Ф. Биберу собрать огромный материал, несмотря на то что ему приходилось уделять довольно много времени делам, с «чистой наукой» ничего общего не имеющим. По существу обе его экспедиции состоялись только потому, что австрийское правительство стремилось закрепить в Эфиопии свое политическое влияние и расширить область применения отечественного капитала. Впрочем, О. Бибер сам пишет об этом как о вполне естественном явлении, в чем его трудно обвинить, ибо подобное переплетение науки и погони за прибылью действительно вполне естественно в условиях капиталистического общества. Двухтомная монография Фридриха Бибера — это настоящая энциклопедия в отношении всего, что касается Каффы и ее населения. В ней впервые даются ответы на многие основные вопросы, относящиеся к прошлому этой страны и ее жителей. Тем не менее кое-что, и притом весьма существенное, до сих пор остается неясным, во всяком случае требует дополнительных изысканий. С некоторыми положениями просто трудно согласиться.
Важнейшая из этих спорных проблем — проблема происхождения гонга, или каффичо, и связи их культуры с культурой древнего Египта и царств Напаты и Мероэ, существовавших в VIII в. до н. э. — VI в. н. э. на территории современного Судана.
Ф. Бибер совершенно прав, указывая, что древние предания связывают каффичо с долиной Нила и что места их первоначального расселения и пути странствий, приведшие на Абиссинское плоскогорье, покрыты непроницаемой завесой забвения, сквозь которую проступают только очень смутные воспоминания. Он сам отмечает, что государство Каффа возникает только в XIII–XIV вв. и что для восстановления истории предшествующего периода отсутствуют какие-либо определенные факты. Тем не менее он считает возможным утверждать, что гонга (каффичо) в VIII в. н. э. вышли из области Алоа (современный Сеннар — в Восточном Судане) и что они являются прямыми потомками подданных царей Напаты и Мероэ, впоследствии смешавшихся с племенами негров, обитавшими в долине Нила. Более того, опираясь на очень недостоверные предания, сохраненные «отцом истории» Геродотом, посетившим Египет в середине V в. до н. э., Ф. Бибер выдвигает предположение, что предки гонга были потомками воинов египетского фараона Псамметиха I (VII в. до н. э.), переселившихся сюда в обиде на то, что он предпочел им греческих наемников.
Конечно, нет никакого сомнения в том, что каффичо сохранили ряд обычаев и верований, восходящих к Египту и царствам Напаты и Мероэ. Как известно, культура Напаты и Мероэ формировалась под значительным, можно сказать, даже решающим влиянием великой древней цивилизации долины Нила, однако говорить о прямом наследовании, опираясь при этом на труды, которые устарели уже тогда, когда Ф. Бибер писал свою работу, разумеется, не следует. Для восстановления прошлого гонга, или каффичо, необходимо не только привлечь огромный эпиграфический и археологический материал, ставший достоянием науки в течение последних десятилетий в результате интенсивных и систематических раскопок в Судане и в районе между первым и вторым порогами Нила, не только приступить к археологическому изучению Каффы, которая в этом отношении остается совершенно неисследованной, но и собрать и тщательно проанализировать все легенды и предания, сохранившиеся среди местного населения. Тогда многое станет яснее. Мы узнаем, восходит ли к древнему Египту распространенное и сейчас у ряда племен Северо-Восточной Африки обожествление царя или вождя, можно ли связывать с Напатой и Мероэ человеческие жертвоприношения, почему в старой столице Шадде каждый год убивали мальчика с целью продлить жизнь правителя, является ли политическое влияние жречества также пережитком древности. Возможно, удастся проследить и пути, которые привели каффичо на Абиссинское плоскогорье, и точно определить местонахождение их родины. Может быть, тогда докажут, что каффичо только восприняли отдельные элементы древнеегипетской цивилизации, и притом не непосредственно, а через другие племена и народы. Очень важно при этом определить, когда и при каких условиях появляются те или иные обряды, обычаи и церемонии.
Увлекательная книга Отто Бибера только вводит в некоторые из этих проблем.
Ее автор — не специалист по истории и этнографии Африки; он лишь ставил перед собой задачу популяризировать труды своего отца. Материал для книги О. Бибер почерпнул из упомянутого двухтомника своего отца и его дневников. Читая ее, необходимо помнить, что автор, как уже отмечалось выше, несколько преувеличивает заслуги Ф. Бибера, замалчивая обычно достижения предшественников отца. Несомненно, несколько идеализируются и негус Менелик II и плененный им царь Каффы Гаки Шерочо.
Вместе с тем нельзя не признать и значительной познавательной ценности этой книги, содержащей большой и почти совершенно неизвестный массовому читателю фактический материал. Ведь после А. К. Булатовича, который выпустил давно ставшее библиографической редкостью описание своего путешествия ровно шестьдесят лет назад — в 1900 г., у нас о Каффе никто ничего не писал. Да и знал о Каффе А. К. Булатович значительно меньше, чем Ф. Бибер, который посвятил ее изучению всю жизнь.
Каффа и сейчас продолжает оставаться одной из наименее исследованных областей Эфиопии и хотя уже не столь ревниво, как прежде, но продолжает хранить многие из своих тайн. Раскрыть их смогут планомерные, систематические и дружные усилил археологов, этнографов и лингвистов всех стран. Только тогда мы сможем восстановить загадочное прошлое народа гонга и их страны, в изучение которой значительный вклад внесли и русские путешественники.
Фридрих Юлиус Бибер
Мой отец
Фридрих Юлиус Бибер
Это произошло во время одной из прогулок по Венскому лесу. Отец взял с собой только меня, моя мать и брат Фриц остались дома. Тогда — а это было вскоре после окончания первой мировой войны — времена стояли тяжелые: нужда, голод.
Мы с отцом собирали грибы и ягоды, скромное добавление к нашей семейной трапезе. Наступал вечер. Мы сидели на опушке леса. Отец рассказывал историю своей жизни, богатой приключениями, и о милой его сердцу Каффе. Не часто удавалось его близким слушать такие рассказы. Работа, отнимавшая все его время, не оставляла досуга для семьи. Предчувствовал ли он в тот день, что часы его сочтены, что нужно спешить, если он хочет вовремя завершить дело всей своей жизни?