Таинственная женщина
Шрифт:
При этих словах Барадье побледнел. Обращаясь к зятю, он воскликнул голосом, полным отчаяния:
– Несчастный, никогда больше не говори этого! Тремон убит! Неужели ты хочешь, чтобы и Марселя убили?
– Ну, Барадье, я считал вас более храбрым! – воскликнул генерал. – Итак, возьмите себя в руки, и поговорим спокойно.
– Генерал, если тайна изобретения оказалась роковой для Тремона, которого хотели только обобрать, то чего должен опасаться Марсель Барадье, если подтвердится, что этим гнусным делом руководил заклятый враг нашей семьи?
–
– Благоразумнее не делать этого, – прервал его Барадье. – Если за этим действительно стоит Лихтенбах, будьте уверены, что преступника никогда не найдут.
– Согласен с вами. Но это не значит, что мы должны опустить руки. Во всяком случае, если за Лихтенбахом установят надзор, возможно, удастся напасть на какой-нибудь след. Но теперь это дело полиции… Скажите, у генерала Тремона, кажется, осталась дочь? Совершенно одна и без средств к существованию…
– Простите, но она не одинока, господин министр… Она станет полноправным членом нашей семьи и ни в чем не будет нуждаться, – решительно проговорил банкир.
– Все же я назначу ей пенсию от военного министерства. Могу ли я увидеться с ней?
– Она очень расстроена, но Граф сейчас предупредит ее.
Когда партнер вышел, Барадье подошел к генералу и шепнул ему на ухо:
– Скажите откровенно, не стоят ли за этим происки иностранцев?
– Это станет ясно лишь в том случае, если удастся арестовать виновных… Да и тогда будет сложно установить взаимосвязь… Наше вооружение всегда будет интересовать наших врагов. Не подлежит сомнению, что порох Тремона дал бы огромное преимущество нашей артиллерии. Этим и объясняется покушение на жизнь изобретателя…
– Значит, вы придаете большое значение созданному генералом новому составу пороха? – поинтересовался банкир.
– Огромное. Это изобретение может дать Франции баснословные преимущества.
Барадье умолк. После некоторого раздумья он произнес:
– Генерал, я всегда был патриотом своей страны, я сражался за Францию до самого конца. И я готов рискнуть жизнью своего сына… Если Марселю Барадье известна тайна Тремона, клянусь, вы получите ее.
В глазах старого солдата блеснула радость. Он протянул руку Барадье и сказал с дрожью в голосе:
– Вы честный человек. Благодарю вас.
В эту минуту дверь отворилась. Барадье кашлянул, и лицо его снова приняло спокойное выражение. В комнату вошел Граф в сопровождении мадам Барадье и мадемуазель Тремон. Мадам Барадье была еще очень хороша; в ее пышных белокурых волосах уже виднелись серебристые нити, но ясный взгляд и алые губы напоминали ту прелестную молодую девушку, которую любил Элиас Лихтенбах. Мадемуазель Тремон была в синем монастырском форменном платье. Это была хрупкая брюнетка, необычайно грациозная и очаровательная, несмотря на то что ее бледное личико было омрачено печалью. Она без смущения подошла к другу своего отца, но при первых же словах старого солдата глаза ее наполнились слезами.
Увы, она очень плохо знала отца. Овдовев молодым, генерал поместил дочь в монастырь, поручив ее воспитание благочестивым, глубоко религиозным женщинам. Таким образом, она почти не ведала радостей домашнего очага. О матери у нее сохранились только смутные воспоминания. Бедная девушка никогда не знала счастья глубокой привязанности. Одиночество среди добрых и благовоспитанных, но совершенно чужих людей – вот какой была ее жизнь до того дня, когда смерть разорвала слабую нить, связывавшую ее с отцом.
Она была лишена даже того утешения, которое дает сознание, что дорогой усопший умер своей смертью. Отец ее был предательски умерщвлен шайкой подлых негодяев… Точно сквозь сон девушка слышала, что министр обещает ей свою протекцию. Пробормотав слова благодарности и залившись слезами, она вышла с мадам Барадье из кабинета. Только теперь осознала она весь ужас этой смерти, и сердце ее сжималось от боли.
Молчаливые и печальные, банкиры проводили министра в переднюю, где их ждал лакей Тремона, Бодуан. Генерал пристально посмотрел на него, любуясь его умным энергичным лицом:
– Бедный мой Бодуан, какое несчастье!
– Это преступление, а не несчастье, господин министр! – последовал ответ преданного слуги. – Простите за выражение, всему виной это бабье! Простите, генерал, я не хотел осуждать покойного хозяина. Но если не поймать эту негодяйку, то и не установить истину, и мой господин не будет отомщен.
– А знаешь ли ты ее, эту женщину? – поинтересовался военный министр.
– О, в этом случае меня уже не было бы в живых! – с уверенностью проговорил Бодуан.
Барадье, Граф и министр обменялись взглядами. Опыт прошлого доказывал, что преданный слуга Тремона прав. Министр продолжал:
– Как же найти эту женщину, если ее никто не знал, кроме покойного?
– Генерал, вчера вечером я слышал ее голос, и, ручаюсь головой, что если она заговорит при мне, то я ее узнаю…
– Если у тебя нет другого доказательства, мой бедный Бодуан, то лучше сиди смирно и не вмешивайся. Ну, теперь скажи-ка, что я мог бы сделать для тебя? Ты был хорошим солдатом, преданным слугой…
– Благодарю вас, господин министр. Месье Барадье предложил мне поступить к нему на службу, и я согласился… Но если бы вы, господин министр, были так добры…
– Ну, говори…
– Если бы вы сказали мне фамилию агента, который вел расследование… Он очень дельный малый… Мне хотелось бы потолковать с ним.
– Его зовут Лафоре… Но никому больше не говори… Тебе я доверяю, но никто не должен знать о нем…
– Будьте спокойны, господин министр…
– Ну, тогда прощай!
Министр простился с Барадье и Графом и уехал. Когда оба компаньона вернулись в переднюю, Бодуана уже там не было. Узнав фамилию агента, он поспешил в министерство. У подъезда лакей обратился к швейцару: