Таинственная женщина
Шрифт:
– Кто его лечит?
– Наш настоятель. Он обладает большими познаниями по части медицины. Раненый проявил удивительное мужество, но теперь он в лихорадке и бредит.
– О чем?
– О разном. То о каких-то укреплениях в Вогезах, то о ружейном порохе необыкновенной силы… Будто бы он непременно должен снять план укреплений и раздобыть формулу пороха, – сообщил гость.
– Не называет ли он кого-нибудь? – с деланным равнодушием спросил банкир.
– Он говорит только о женщине, называя ее то Софией, то баронессой. И то советуется с ней, то ее оскорбляет… Вероятно, она была в чем-нибудь его сообщницей. Но вообще-то понять его бред невозможно. Впрочем, кроме монаха-привратника и настоятеля, никто не входил к нему сегодня, и вам нечего бояться, – последовал ответ.
Элиас вздохнул с облегчением:
– Господин аббат, поверьте, я опасаюсь не за себя. Вам известно, что часть моих капиталов вложена в крупные международные компании и что судьба этих компаний может повлиять на судьбы многих тысяч людей, доверивших мне свои сбережения…
Молодой священник протестующе поднял руку, и лицо его приняло серьезное выражение.
– Я не желаю знать об этом, господин Лихтенбах. Эти господа, как вы знаете, истинные французы, и все, что творится за границей, им чуждо… или, вернее, вызывает в них враждебные чувства. Вне Франции, которой мы преданы и которую глубоко любим и хотим спасти от революционной заразы, мы признаем только папу, верховного главу всех католиков. Оставьте при себе вашу тайну. Мы не будем ее касаться, потому что вы служите нам. Но не ждите от нас поддержки в этом. Все, на что вы можете рассчитывать, это наше невмешательство.
– Вас уполномочили передать мне это? – спросил с тревогой банкир.
– Нет, милейший Лихтенбах, меня уполномочили только поговорить с вами относительно тех участков.
– Благодарю вас, господин аббат… И передайте этим господам, что я завтра же пошлю в Грас знающего человека. К концу этого месяца земля будет в ваших руках.
– Вот и прекрасно. – Гость поднялся. – Ах да, я забыл спросить, – сказал он небрежно, – знаете ли вы об ужасной катастрофе в Ванве? Взрыв был слышен даже в Исси… Были ли вы знакомы с этим генералом Тремоном?
Лихтенбах опустил голову, и лицо его стало еще мрачнее.
– Да, господин аббат, я знал его… Это было очень давно.
– Говорят, что это был опасный маньяк, занимавшийся химическими исследованиями, которые неизбежно привели бы его к смерти… К тому же человек сомнительной нравственности, если верить общественному мнению… Несмотря на преклонный возраст, он предавался самому низменному разврату… Это не большая потеря для общества… Говорят, что его убили и ограбили еще до взрыва. Вот к чему ведет изучение взрывчатых веществ!.. Ну, прощайте, милейший Лихтенбах. Если пожелаете увидеться с раненым, предупредите – я провожу вас к нему тайно.
Банкир промолчал. Он проводил посетителя с выражением глубочайшей почтительности. На прощание он низко поклонился священнику и сказал:
– Передайте этим господам, господин аббат, что я прошу их не сомневаться в моей преданности.
– Ладно-ладно, они в этом и не сомневаются, – ответил игривым тоном священник и исчез за входной дверью.
Лихтенбах вернулся в кабинет. Там уже было совсем темно. В кресле, которое только что покинул аббат, обрисовывалась женская фигура. Раздался молодой, звонкий голос:
– У вас темно как в погребе, Лихтенбах. Дайте хоть немного свету.
– Как, вы тут, баронесса? – воскликнул банкир.
– Я только что пришла. У вас был аббат Эскейракс?
Хозяин кабинета повернул электрический переключатель. С потолка полился золотистый свет, осветив нежданную гостью. Это была молодая женщина, блондинка поразительной красоты: тонкий профиль, большие карие глаза, высокий лоб были обворожительны, только маленький пунцовый ротик и резко очерченный подбородок придавали ее чертам некую твердость, даже жесткость. Она была в изящном черном наряде, кружевная накидка выгодно оттеняла рыжеватый оттенок ее волос, маленькие ножки в лакированных ботинках поражали изяществом.
– Вы давно здесь? – спросил Лихтенбах.
– Да нет же! Повторяю, я только что пришла. Ваш слуга проводил меня в гостиную, и, когда ваш посетитель удалился, я вошла сюда. Успокойтесь, я не слышала вашего разговора.
– О, я не боюсь вас!
– Неправда, вы мне не доверяете, как и другим. Но я вас не осуждаю… Хотя нам и не следовало бы бояться друг друга.
– О, баронесса, вы же знаете, что я всецело принадлежу вам! – воскликнул Лихтенбах.
– Да, да… И вам, вероятно, хотелось бы, чтобы и я также принадлежала вам, – засмеялась молодая женщина.
Бледное лицо мужчины вспыхнуло. Он подошел к баронессе и взял ее руку в свои:
– О, если бы вы только согласились, София!..
Та высвободила руку, покачала головой и пренебрежительно сказала:
– Но я не хочу этого!
– И вы не оставите мне надежды? Быть может, со временем…
– Как знать? Если я когда-нибудь окажусь в стесненных обстоятельствах, как ваши аристократки, быть может, я тоже постучусь в вашу кассу… Разве вы не дали бы мне денег, Лихтенбах, если бы они мне понадобились?
Красавица блондинка смотрела на него с многообещающей улыбкой. Мысль о деньгах сразу отрезвила банкира. Обняв молодую женщину, он произнес решительно:
– Я дам вам все, что вы потребуете.
– Вы слишком щедры на обещания. Берегитесь!.. И отпустите меня… Время еще не пришло…
Банкир вздохнул:
– Ах, София, вы жестокая кокетка!.. Вы доводите мужчин до безумия.
– Я? Вы бредите, Лихтенбах! Видели ли вы когда-нибудь, чтобы я заигрывала с мужчиной, который мне не нужен? И это говорите вы, вы! Можно подумать, что вы совсем меня не знаете.
– О да, я прекрасно вас знаю… даже больше, чем вы предполагаете… Есть целые периоды вашей жизни, столь краткой и столь насыщенной, целые периоды, покрытые мраком… Но я сумел заглянуть и туда. Вы очень ловки, очень смелы, очень хитры, София! Я так же упорен и настойчив и умею добиваться желаемого. Вот почему я знаю и о нынешней вашей жизни, баронесса Гродско, и о вашем прошлом…
В глазах Софии мелькнул гнев, губы судорожно сжались, придав ее лицу злобное выражение. Она смело взглянула на собеседника и произнесла: