Шрифт:
Глава 1
Раскладывая бумаги по папкам, просматривая и запирая один за другим ящики стола, Викентий Павлович думал, что завтрашняя поездка не совсем ко времени. Он представил, как Люся глянет обиженной девочкой, качнет укоризненно головкой… Да она и есть девочка, даром что их сынишке уже скоро два года. У него, у Алексашки, режутся зубки, он капризничает и, конечно, Люсе легче, когда муж рядом. Не потому, что он может чем-то особенным помочь. А просто молодую женщину успокаивает его голос, взгляд, одно его присутствие. Викентий знал об этом, ценил. Но работа есть работа. Тут он над собой не властен — и долг,
Он уже вставал из-за стола, когда в кабинет заглянул Никонов. Был он лет на пять помоложе Викентия, недавно из разряда стажеров перешел в помощники следователя. Но отношения у них сложились дружеские и, не на глазах у начальства, коллеги называли друг друга по именам.
— Я слышал, ты отправляешься в Белопольский уезд? — спросил вошедший.
— Да, Серёжа, завтра с утра поеду. А что?
— Я тоже в те края собираюсь, и как раз завтра.
Викентий Павлович набросил плащ — в июне, после установившегося, казалось, надолго, тепла вдруг повеяло прохладой. Заперев дверь на ключ, оба пошли по длинному коридору полицейской управы к выходу.
— И куда конкретно? — спросил Викентий Никонова.
— В деревню Яковлевку. Дело-то пустячное: зарегистрировать самоубийство, опознать в этом человеке по фото Ивана Гонтаря, бежавшего из тюрьмы, и, коль то в самом деле он, снять дело о его розыске.
— Да, да, точно, слыхал я об этом… И что, ты думаешь, дело и впрямь простое?
Никонов засмеялся несколько искусственно, воскликнул:
— Великий сыщик Петрусенко видит тайну там, где не видит никто!.. Брось, Викентий! Тут как раз тайн нет. Отъявленный бандит был приговорен к повешению, бежал из тюрьмы, добрался до дома и повесился. Но не в тюрьме, а на свободе, не руками палача, а сам. Оставил записку, все так и разъяснил. Отчаянный мужик, сильный характер! Веришь — уважаю его! Какие тут тайны? Так же, как и в том деле, за которое ты взялся. Тебе ли, восходящему светилу сыска, сбежавших мужей искать?
Они ехали на извозчике и уже сворачивали на улицу, где жил Петрусенко. Потому Викентий Павлович ответил коротко:
— Мне стало жаль молодую женщину. И не думаю, что тут все так просто.
Он спрыгнул с подножки затормозившей коляски, махнул Никонову рукой, крикнул:
— Заезжай завтра в семь утра. Поедем вместе, веселее будет.
Викентию Петрусенко было двадцать девять лет. Старший следователь губернского управления сыскной полиции, он блестяще провел несколько трудных розыскных дел, и его уже знали не только в своем городе, но и в столице. Вот почему младший коллега, хоть и немного иронизируя, сказал о «восходящем светиле сыска».
На станции маленького городка Белополье двух следователей из губернского города встречал местный околоточный надзиратель и коляска из имения Захарьевки. Околоточный с Никоновым должны были ехать до Яковлевки, но узнав, что господина Петрусенко повезут в барский дом Захарьевых, усатый Степан Матвеич воскликнул:
— Та це ж зовсим блызенько, по дорози! Поидэмо разом.
Коляска оказалась вместительной, они втроем расположились удобно и легко тронулись накатанным шляхом. По пути околоточный рассказал, что раньше Яковлевка была одной из многих деревень, принадлежащих богатым помещикам Захарьевым. И сейчас крестьяне местной общины живут и работают в основном на еще не выкупленных у Захарьевых землях. Яковлевка и Захарьевка — самые близкие к барскому дому деревни, многие тамошние
Исчез. Именно это занимало мысли Петрусенко. Василий Артемьевич Захарьев в четверг минувшей недели уехал верхом к мировому посреднику, жившему своим домом в Белополье. Сталось это утром, после завтрака. А вскоре конь вернулся при полной сбруе, но без седока. Ксения Владимировна, молодая жена хозяина, заложила коляску и помчалась в городок. До последнего держала себя в руках, надеялась, что Василий, увидев ее, расхохочется, обнимет, назовет глупенькой барышней… И не смогла сдержать рыданий, услышав от удивленного посредника, что ее мужа он и не видал.
Три мучительных дня прождала она, уговаривая себя, что у мужа могли быть неведомые ей дела, что, возможно, срочно понадобилось поехать в губернский город, что не было времени дать ей весточку или привести коня… Но эти мысли вызывали другие: ни разу за полтора года их супружества он не поступал подобным образом, не уходил даже на час, не предупредив, дела его были ей известны, а любимого Воронка вряд ли бросил бы — мог поручить любому крестьянину или жителю городка привести в дом, заодно с известием для нее… В понедельник утром она поехала в город, пришла в полицейскую управу.
Глава 2
Ксения Владимировна, встречала следователя у парадного крыльца усадьбы. В коляске он был уже один — спутники сошли версты за две ранее. Худенькая, в простом на вид, но очень элегантном бело-голубом платье, она держала в руках шляпку и нервно теребила ее завязки. Серые глубокие глаза под темными бровями, густые светлые волосы, подобранные опять-таки просто, но очень изящно… Как и позавчера, в кабинете управления, так и сейчас Викентия Павловича тронуло и взволновало выражение ее лица. Глаза смотрят с мольбою и надеждой, но кончик нижней губы прикушен, словно она пытается погасить свои чувства. И голос юной женщины как будто спокоен, но какая в нем затаенная тревога!
Поздний завтрак уже был накрыт на уютной, обвитой плющом веранде второго этажа. Он быстро поел один, но когда подали чай, хозяйка налила и себе, присев за столиком напротив. Викентий Павлович понял, что она готова к разговору.
— Я здесь для того, чтобы помочь вам, — сказал он мягко, — Не знаю еще, что увижу и что отыщу, но хочу сам все осмотреть. А для начала расскажите о своем муже и, если возможно, я взглянул бы на его фото.
Хозяйка вышла, и Петрусенко увидел в открытую дверь, что она повернула к своей спальне. Вернувшись, она положила перед ним две фотографии: поясной портрет мужа и их, видимо, свадебный снимок.
Василий Захарьев был ровесником Викентия Павловича. Красивое открытое лицо, высокий лоб, в поэтическом беспорядке волнистые пряди волос. Черты не крупные, но мужественные, четкие, подбородок с ямочкой. Твердый взгляд. Однако в чуть насупленных бровях и пролегшей между ними морщине уловил Петрусенко нечто: тревогу ли, неуверенность, затаенную мысль… На второй фотографии, где около сидящей на изящной парковой скамье Ксении Василий стоял в полный рост, было видно, что он высок и строен.
А Ксения Владимировна, присев вновь на свой стул, уже рассказывала: