Таинственное путешествие Томека
Шрифт:
– Сейчас ты не можешь ехать, – возразил Смуга. – Сегодня вы должны похоронить убитых. Если ты завтра утром оставишь своего достопочтенного отца, то еще до наступления вечера будешь в лагере. Этого достаточно. Ну, до свиданья!
Смуга с места тронулся рысью, ведя на аркане две вьючные лошади. Он поехал через степь напрямик, прислушиваясь к доносившимся издали винтовочным выстрелам. В успехе погони он не сомневался. Боцман и Удаджалак располагают огромным опытом, и не позволят хунхузам выскользнуть из ловушки Поэтому на лице Смуги блуждала довольная улыбка. Разгром банды хунхузов и пленение их должно открыть им путь в Нерчинск.
Смуга пришпорил лошадь. Не обращая внимания на боль в раненой руке, он понукал коня, стремясь быстрее нагнать друзей. Вдруг лошадь, на которой он ехал, резко отпрянула в сторону, фыркая от испуга. Смуга чуть-чуть не слетел с седла. Он заметил мертвого хунхуза, лежавшего в траве. Ударил лошадь нагайкой и поскакал дальше.
Вскоре Смуга увидел погоню и бегущих хунхузов.
«Они прекрасно действуют», – подумал он, наблюдая маневры друзей.
Томек скакал сзади хунхузов, не позволяя им отклоняться к востоку. Боцман и Удаджалак нажимали на них с боков, направляя банду прямо к реке. Было еще очень рано. Погоня должна продолжаться до вечера. Таким образом, им, по расчетам Смуги, удастся проскакать пятьдесят или даже шестьдесят километров. Значит, к вечеру до первой железнодорожной станции останется не больше половины дня пути.
Смуга выстрелил из револьвера. Томек, оглянувшись, осадил коня.
– Как хорошо, что вы нас догнали! – воскликнул он, когда Смуга поравнялся с ним. – Ну, как ваша рана?
– Ерунда, Томек! Раной мы займемся вечером на стоянке, – ответил Смуга. – Не улизнул ли от вас кто-либо из хунхузов?
– Один было пытался, да боцман его застрелил.
– Сколько их теперь?
– Человек десять! Что будем делать?
– Пока что позволим им бежать на запад...
– Ночью они от нас улизнут!
– Будь спокоен, до вечера мы всех их свяжем как маленьких, – ответил Смуга.
Погоня продолжалась... В течение дня хунхузы попытались еще раз рассредоточиться в степи. И снова один из них погиб. Через несколько часов они были уже полностью истощены. Некоторые не могли держаться на ногах от усталости и падали на землю.
Смуга в бинокль внимательно изучал местность. В сотне метров от него обрывистый берег реки значительно понижался. Полоса кустов, росших над рекой, затруднила бы преследование банды. Учитывая это, Смуга дал сигнал к атаке. Всадники повернули лошадей к Амуру. Выстрелами из винтовок они оттеснили хунхузов к обрывистому берегу. Лишенные сил бандиты прекратили сопротивление, их схватили и связали. Вскоре все хунхузы лежали на земле.
Уже вечерело. Необходимо было остановиться на отдых. И люди, и кони были измучены. Лагерь разбили на высоком берегу Амура.
Охотники сидели, уплетая наскоро приготовленный ужин, но Смуга почти ничего не ел и молчал. Он с усилием поднес здоровую руку ко лбу, чтобы стереть пот, и побледнел, словно теряя сознание.
– Что с вами? – встревожился Томек. – Вы, наверно, плохо перевязали рану!
С трудом преодолевая слабость, Смуга ответил:
– В мякоти руки у меня застряла пуля... Я хотел подождать с операцией до Нерчинска, но, пожалуй, переоценил свои силы...
– Ах, сто бочек протухшего китового жира! Почему же вы сразу об этом не сказали? – возмущенно воскликнул боцман. – А ну, снимайте куртку, я кое-что смыслю в этом деле!
Должно быть, Смуга чувствовал очень сильную боль, так как без всякого сопротивления при помощи друзей стянул куртку. Рукав рубашки был пропитан кровью. Боцман осторожно снял бинты.
– Здорово же они вас угодили, – буркнул моряк и громко приказал: – Удаджалак, дайте-ка сюда фонарь и воду! Томек, приготовь аптечку!
Боцман тщательно умыл руки и приступил к «врачебному» осмотру. Своими жесткими лапами он начал ощупывать руку так, что Смуга зашипел от боли.
– Чтоб ее кит проглотил, эту пулю, так глубоко сидит! – сказал боцман. – Пулю надо было сразу вынуть, тогда бы вы не потеряли столько крови. Однако не печальтесь, я ее мигом достану!
Томек приготовил бинты и дезинфицирующие средства. Боцман положил раненого на одеяло и опер его голову на свои колени. Потом добыл из ножен охотничий нож, тщательно вытер лезвие платком и стал медленно обжигать его над пламенем свечи.
– Теперь чего-нибудь для подкрепления духа. Давай-ка, браток, бутылку с ромом, – обратился он к Томеку.
Юноша неуверенно взглянул на Смугу, но боцман прикрикнул на него, и он поспешно достал из мешка, притороченного к седлу боцмана, плоскую бутылку. Моряк сначала потребовал, чтобы Смуга потянул порядочный глоток, а потом сам выпил за его здоровье и наклонился над раненой рукой. Пальцами своей левой руки боцман стал крепко нажимать на бока раны, а потом сразу вогнал в нее острие ножа. Смуга прикусил губы.
– Есть, есть эта чертова пуля! – взволнованно произнес боцман, показывая окровавленный, сплюснутый свинцовый шарик. Моряк наложил тампон и искусно перевязал руку. Потом он сорвал куски пластыря с лица Смуги. Когти барса оставили болезненные следы. Боцман что-то пробурчал относительно ротозейства китайцев, которые делали первую перевязку.
– Барс вас погладил что надо. Вероятно, останутся шрамы. Как вы теперь себя чувствуете?
– Черт возьми, мне и в самом деле полегчало! Вы прекрасно оперировали! Дайте-ка еще глоток рома!
– Это лучшее доказательство, что завтра вы будете здоровы, как рыба, – обрадовался боцман. – Ямайский ром помогает от всех болезней! Сам я пью только ром, и поэтому не родился еще тот, кто бы со мною справился! Даже утренняя царапина ножиком уже зажила под пластырем, который мне приложил Томек во время погони.
Смуга вернул бутылку моряку.
– Вы обязательно должны отдохнуть, – сказал Томек, с тревогой и нежностью глядя на побледневшего Смугу.
– А как же, – вторил боцман. – Теперь спите до утра. Мы сами становимся на вахту! Ни слова возражений, я говорю, как врач!