Таинственные и удивительные истории, произошедшие с жителями старой Москвы, рассказанные очевидцами и пересказанные их домочадцами
Шрифт:
Дядю Митю знала вся ребятня.
Он был очень добрый и не мог пройти мимо них, не засунув в свой старый, помятый карман руку, и не вытащив оттуда слипшиеся конфетки подушечки. Он был совершенно безобидный. И казался теперь даже немного странным. Но хотя красоту и молодость дядя Митя потерял, у него остался его рост и огромные ручищи, в которых еще была сила.
Рост и силу дяди Мити использовали при похоронах. И дядя Митя всегда нес крышку гроба. Это было его привилегией. А потом, это давало ему право присутствовать на поминках и кушать там столько, сколько он
– Митя всегда хочет есть, – жаловалась Ольга Константиновна при разговоре. На него не наготовишься.
Но это было понятно, при таком росте. И понятно было то, что при их маленькой пенсии, прокормить такого великана было трудно. Вот дядя Митя и нашел выход. Он помогал людям, и люди помогали ему. Вопрос с питанием был решен. Дядя Митя периодически подрабатывал на свой дополнительный обед и ужин.
Ольга Константиновна, напротив, сохранила в себе и здравый ум, и желание общаться, и даже, я бы сказала, некоторое кокетство. Она не любила заниматься хозяйством, и, обзаведясь хорошими знакомыми, она ходила к ним в гости, (благо у дяди Мити были свои знакомые), попить чайку, поболтать, и пообедать. Она была приятным собеседником, ведь за плечами у нее была целая жизнь, много историй, и размышлений.
2
– Надь, встречай, идет, – сказал, улыбаясь отец, собираясь уходить.
– Ольга Константиновна! – отец сделал вид, что приятно удивлен ее приходу. Отец хоть и немного подтрунивал, над ней, понимая все ее планы, но уважал, и не противился ее обществу. Он нагнулся и поцеловал ей руку.
– Петр Гаврилович, вы как всегда галантны. У вас такая очаровательная улыбка! – подлизывалась Ольга Константиновна, стоя в дверях и принимая приветствия отца.
– Проходите, проходите, сказала мама, улыбаясь. Садитесь с нами пообедать. У Люсеньки вчера день рождения был. И пирожки остались, и холодец.
– Ой, как неловко, Надечка, я просто так зашла. Мне неудобно. День рождения, а я без подарка! – Ольга Константиновна держала руки в растянутых кармашках ее трикотажной кофточки, и улыбалась все той же милой ямочкой.…
– Ну что вы, что вы! Проходите, проходите, это совсем не обязательно! продолжала приглашать ее мама. Петр Гаврилович на работу уходит, а нам даже веселее обедать будет.
И Ольга Константиновна сдалась. Она села на диван напротив стола. Комнаты тогда были маленькие, и вместо стульев часть гостей обычно размещалась на диване. Около нее уже стояла тарелка и лежала вилка.
Обед был закончен, и пока грелся чайник на керосинке, Ольга Константиновна разговаривала с нами о том, о сем.
– Смотрите, какую я Люсеньке подарила комбинацию. Правда красивая? – показала мама свой подарок.
Ольга Константиновна потрогала кружева, и заулыбалась.
– Красиво! А мы, Надечка, тогда, носили белье из тонкого батиста. И все в кружевах, в фистончиках, с атласными ленточками. Какое красивое было белье! Ольга Константиновна окунулась в воспоминания.
– В то время была актриса Кавальери. Как она одевалась! У нее всегда были очень изысканные наряды. Все мужчины сходили по ней с ума. А мы старались подражать ей.
У нее не было одного ушка. И она носила прическу всегда на бок. И фотографировалась всегда в профиль.
– Кавальери? А у меня есть ее фотография. Я собираю фотографии артистов. И мне Таня недавно дала эту взамен Скобцевой и Нифонтовой, – сказала я.
– Люсечка, неужели? Покажи! Я так ее любила, – оживилась Ольга Константиновна.
Я достала коробку со своими сокровищами. Открытками, фантиками, письмами из Чехословакии. Порылась в толстой пачке лиц артистов.
– Вот она! У меня еще здесь старая актриса Михайлова.
На старинной открытке красавица и правду, была сфотографирована в профиль. Она сидела, обняв колени руками. С прической закрывающей ушки, и я бы никогда не подумала, что волосы скрывают ее секрет. Легкая туника, легкие украшения на шее и руке, и красивый профиль. Что – то из древне– греческого стиля.
Ольга Константиновна, просто засияла, увидев фотографию. Ее глаза любовно смотрели на актрису. Ямочка заиграла на щечке. И я, вдруг, заметила, какие очаровательные колечки были у нее на затылке. В комнате появилась Олечка в матроске. А Ольга Константиновна исчезла. Это была ее молодость. И даже старая фотография, вкладывала в ее руки ниточку воспоминаний, и тех приятных ощущений, юности, предчувствия любви, и душевного покоя. Это был маленький шаг в прошлое.
Я смотрела на Ольгу Константиновну и представляла ее жизнь тогда. Свой дом, прислуга, приятные гости, званые вечера и Рождество с подарками, и праздничным ужином за огромным столом в гостиной.
– Неужели можно было привыкнуть ко всему этому? – думала я. К бедности, к коммуналке, к этим простым скандальным соседкам. И не терзать себя, ощущением безвозвратной потери. Мне было жаль Ольгу Константиновну. Ее красивую маму, и этого милого ребеночка на руках. Эту фотографию я видела недавно, когда Ольга Константиновна приходила в прошлый раз.
– А вот портрет моей мамы, – Ольга Константиновна принесла с собой старую фотографию. – Это я маленькая.
На портрете была женщина в красивом длинном платье, и девочка в оборках и кружевах, лет трех. Мама девочки, женщина с благородным лицом и гладко зачесанными волосами на прямой пробор.
Ольга Константиновна! Какая у вас красивая мама. И мне кажется, что она немного похожа на меня.
– Да, вы знаете есть! Правда, похожа, – подтвердила Ольга Константиновна.
– Ольга Константиновна, я когда маленькая была, сказала мама, разглядывая фотографию, то тоже все у бабушки разглядывала старые фотографии. А на них такие же дамы. В шляпах, в богатых платьях. Благородные дамы. Так мне интересно было! А потом все фотографии сгорели. У матери в доме был пожар. Ничего почти не осталось. А столько было старинных книг, открыток и всяких безделушек. Мои предки ведь поляки. Многие священники были, а один дядька академик. Карпинский, минеролог, он был президент академии наук. А мой дед Сергей Павлович, был управляющий имением.