Таинственный герцог
Шрифт:
— Миссис Роуз, вы меня пугаете.
— Прекрасно.
— Но я должен посетить «Дуб» в ваших интересах.
— Прекрасно, — пробормотала она, не найдя разумных возражений против этого. — Чем мы займемся до того, как вы предадитесь распутству?
— Будем искать гессенских кошек-кроликов. — Торн допил остаток чая и встал. — Пойду закажу экипаж, а вы постарайтесь не вступать в сражение с кошачьей королевой Гессена, пока меня не будет.
Он ушел, а Белла смотрела на закрытую дверь, едва сдерживая слезы. Она поняла, что бордель совсем
В прошлом такое быстрое отмщение послужило бы поводом для радости, а сейчас оно только означало, что их совместному пребыванию скоро придет конец.
Глава 18
Когда они прибыли в Апстон, уже темнело, но при свете дня, даже пасмурного, Белла узнавала город и его окрестности. Экипаж ехал по узким дорогам, останавливаясь у каждой фермы или домика, чтобы расспросить о кошках-кроликах. Сомневающимся они предъявляли образец, и по какой-то причине Табита это терпела, иногда даже казалось, что такое внимание доставляет ей удовольствие.
Большинство сельских жителей высказывали сомнение в том, что какую-нибудь кошку заинтересовал бы кролик и наоборот. Белла понимала, что ее и Торна хорошо запомнят как сумасбродных лондонцев со странной кошкой.
Котятам тоже нравилось внимание к ним, и Соболя особенно часто приходилось водворять на место.
За время поездки Белла отметила некоторые изменения: большой вяз недалеко от Пиджели расколола молния, а на окраине Бакстон-Тропа кто-то построил красивый дом. Остановившись в этом местечке, чтобы расспросить о кошках-кроликах, они разделили свои усилия. Увидев собравшихся посплетничать женщин, Белла пошла к ним, а Торн вошел в гостиницу поговорить там с мужчинами.
Белла между прочим спросила, сколько лет красивому дому, отметив его элегантность, и скоро уже знала о нем все, но ее цель состояла не в этом. Ей нужны были сведения о Карскорте и об Огастусе.
Вскоре кто-то назвал Карскорт, и одна крепкая женщина буркнула:
— Отвратительное место. Отвратительное, как и его обитатели.
Белла могла бы согласиться, но побоялась, что этим может заставить женщин замолчать.
— А он всегда принадлежал одной и той же семье?
— Барстоу? Я не знаю, мадам.
— Они приехали туда во времена Кромвеля, — присоединилась к разговору пожилая, хрупкая как птичка женщина. — Пуритане. — Она плюнула. — Прежде там жили Брили, семья роялистов, но никто из них не вернулся, поэтому его забрали Барстоу.
Этот поступок, несомненно, расценивался как воровство.
Белла никогда не знала, что неприязнь к ее семье возникла так давно, но в провинции воспоминания уходят в глубь истории. Здесь все еще помнили события прошлого века — казнь короля, долгое, жестокое правление парламента, когда были уничтожены все светлые традиции, и возвращение монархии.
— Наверное, теперь члены семьи — верные роялисты, — примирительно сказал Белла.
—
— А что сделали с мужчиной? — спросила Белла.
— Оштрафовали, — грубо усмехнулась женщина. — У Эллен нет денег, чтобы ее можно было оштрафовать.
— И он посадил старого Натана Готобеда в колодки за торговлю в воскресенье, — сказала другая женщина, — хотя тот никому ничего плохого не делал.
— Говорят, сэр Огастус просто кипел от злости, — сказала молодая женщина, державшая на коленях ребенка.
Белла угадала всеобщее безмолвное проклятие, но женщины не позволили себе зайти так далеко, чтобы высказаться вслух в присутствии незнакомки.
— Жаль, что не могу найти в себе сил убить его, — встретившись с Торном у экипажа, сказала Белла, чувствуя, каким тяжелым бременем лежит у нее на плечах репутация семьи.
— Значит, вы тоже узнали о нем?
— А что узнали вы?
— О крайней жестокости, особенно по отношению к тем, кто пьет, играет или ведет себя безнравственно. Кто-нибудь узнал вас?
— Не думаю, — ответила Белла, хотя и не следила за этим.
Они продолжили свою поездку по окраинам владений Барстоу, расспрашивая о кошках-кроликах и при каждом удобном случае заводя разговор о Барстоу и Карскорте. Неприязнь иногда бывала неприкрытой, иногда едва уловимой, но всеобщей. Она относилась к Огастусу, но обращалась и на отца Беллы, и не миновала ее сестру Люсинду, у которой, очевидно, возникла идея благотворительности, заключавшейся в том, чтобы посещать самых бедных и читать им лекции об их беспомощности.
— Я чувствую себя грязной, — сказала Белла, когда они подъехали к еще одной деревне. — Возможно, внутри я такая же. Возможно, мое желание отомстить и есть доказательство…
Он приложил к ее губам палец в перчатке и остановил спокойную лошадь.
— В этом нет ничего неправильного.
Он взял ее рукой под подбородок и, наклонившись, поцеловал.
Поцелуй был исключительно нежным — не робким, а благовоспитанным, и он растопил сердце Беллы. Опустив ресницы, она ощущала только тепло его губ, а пение птиц и прикосновение ветра еще добавляли волшебства этому мгновению. Но Торн отстранился, и Белла открыла глаза.
— Спасибо, — не подумав сказала она.
— Спасибо вам, — ласково улыбнулся Торн.
— Переменчив, как море, — пробормотала Белла, так как никогда не ожидала от капитана Роуза такой нежной улыбки.
— Что?
— Так вы сказали о себе. В «Компасе», когда мы оба были пьяны.
Он, казалось, растерялся, а Белла усмехнулась, чувствуя себя невероятно счастливой.
— Вероятно, вы были более пьяны, чем казались.
— Должно быть. Да, конечно. Переменчив. Я предпочитаю называть это многоликостью, но, возможно, я заблуждаюсь.