Таинственный мистер Кин
Шрифт:
— Вернитесь и сядьте, — властно приказал он. К удивлению мистера Саттертуэйта, девушка, немного поколебавшись, подчинилась. Она вернулась к столу и села в противоположном конце, подальше от остальных.
Мистер Саттертуэйт добрался наконец до мистера Вайза.
— Возможно, вы не помните меня, — начал он. — Моя фамилия Саттертуэйт…
— Ну, конечно же! Дорогой вы мой! — Выбросив вперед длинную костлявую руку, продюсер до боли сжал ладошку мистера Саттертуэйта.
— Надо же, где довелось встретиться!.. Да, мисс Нанн вы, разумеется, знаете?..
Мистер Саттертуэйт чуть не подпрыгнул на месте.
То, что он не узнал ее с первого взгляда, было вполне простительно. Розина Нанн отличалась непостоянством вкусов. Свои первые двадцать пять лет она прожила блондинкой. Из поездки по Штатам вернулась с локонами цвета воронова крыла и серьезно занялась трагедией. По всей вероятности, амплуа «великосветской дамы» было ее последним капризом.
— А вот, знакомьтесь, мистер Джадд, супруг мисс Нанн, — сказал Вайз, небрежно указывая на лысого.
Насколько мистер Саттертуэйт припоминал, супругов у Розины Нанн перебывало несколько. Этот, стало быть, последний.
Мистер Джадд деловито извлекал какие-то пакеты из продуктовой корзины.
— Намазать еще, дорогая? — обратился он к жене. — Тот паштет был, пожалуй, жидковат, этот как будто погуще — как раз такой, как тебе нравится.
Розина Нанн протянула ему свой круассан, пробормотав:
— По части съестного Генри у меня просто чудодей! Все продовольственные вопросы я предоставляю ему.
— Всякую тварь надо кормить! — засмеялся мистер Джадд и похлопал жену по плечу.
— Обращается с ней, как с собакой, — сокрушенно шепнул продюсер на ухо мистеру Саттертуэйту. — Кормит чуть ли не с рук. Все-таки странные существа, женщины!..
Мистер Саттертуэйт с мистером Кином принялись распаковывать свои припасы. На столе появились яйца вкрутую, холодная ветчина и швейцарский сыр. Герцогиня и мисс Нанн негромко вели беседу. Можно было расслышать отдельные фразы, произносимые глубоким контральто актрисы.
— Нужно взять круассан, развернуть его, чуть-чуть поджарить, понимаете? Потом тонюсенький слой мармелада!.. Потом свернуть — и в духовку. На минутку, не больше. Получается просто восхитительно!
— Эта женщина живет, чтобы есть, — шепнул мистер Вайз. — Исключительно ради этого! Ни о чем другом думать она не способна. Помню, когда репетировали «Поездку к морю» [46] — знаете: «И мне там будет так хорошо и спокойно…», — я никак не мог добиться от нее нужного эффекта. Наконец я велел ей думать о мятных сливках — она обожает мятные сливки, — и что же? Представьте себе, все вышло как надо! Появился этот ее нездешний мечтательный взгляд, который так берет за душу.
46
«Поездка к морю» — пьеса (1905) ирландского драматурга и поэта Джона Миллингтона Синга (1871—1909).
Мистер Саттертуэйт молчал, припоминая. Сидящий напротив Томлинсон откашлялся, решив поучаствовать в разговоре.
— Вы, говорят, производите пьесы, да? Я, признаться, сам люблю иногда подремать на какой-нибудь пьеске. Вот хотя бы «Писака Джим» — помните? Вот то была вещь!
Мистера Вайза передернуло.
— О, Господи! — застонал он.
— …И маленький зубчик чеснока, — внушала мисс Нанн герцогине. — Расскажите своей кухарке. Прелесть!.. Она счастливо вздохнула и обернулась к мужу.
— Где же, в конце концов, икра, Генри? — спросила она капризно. — Я ее так и не видела!
— Да ты чуть не сидишь на ней, — весело отозвался мистер Джадд. — Ты же сама поставила ее на стул позади себя.
Розина Нанн торопливо водворила икру на стол и лучезарно улыбнулась всей компании.
— Генри у меня просто сокровище! Я такая рассеянная, никогда не помню, куда что кладу.
— Помнишь, как ты однажды засунула свои любимые груши в мешок с банными принадлежностями? — подмигнул Генри. — А потом забыла его в отеле. Да, мне в тот день пришлось попотеть: звонки, телеграммы…
— И, в конце концов, мои груши ко мне вернулись, — мечтательно произнесла мисс Нанн. — А вот мой опал…
По лицу ее пронеслась тень невыразимой печали. Уже не раз в присутствии мистера Кина у мистера Саттертуэйта возникало ощущение, что он словно бы играет роль в какой-то пьесе. И сейчас это ощущение появилось вновь. Все происходящее казалось ему какой-то фантасмагорией [47] , реальным было лишь одно: каждому здесь была отведена определенная роль, а после слов «мой опал» должна последовать его собственная реплика. Он наклонился вперед:
47
Фантастасмагория (фр. с греч.) — причудливые, беспорядочные видения, проносящиеся перед воспаленным воображением человека во сне или в бреду.
— Ваш опал, мисс Нанн?
— Генри, у нас есть масло?.. Спасибо. Да, мой опал. Его ведь у меня украли, да так и не нашли.
— Расскажите, пожалуйста, — попросил мистер Саттертуэйт.
— Понимаете, я родилась в октябре, и опал должен приносить мне счастье. Но мне хотелось, чтобы это был не просто опал, а что-нибудь необыкновенное! Я долго искала — и наконец мне встретился этот камень. Мне сказали, что это один из самых красивых опалов в мире. Возможно, не самый крупный — примерно с двухшиллинговую монетку — но цвет, но блеск!..
Она вздохнула. Мистер Саттертуэйт заметил, что герцогиня почему-то беспокойно ерзает на стуле, но мисс Нанн уже было не остановить. Она продолжала, и благодаря неподражаемому богатству ее интонаций рассказ ее звучал как старинная печальная сага.
— Его украл у меня молодой человек, которого звали Алек Джерард. Он писал пьесы.
— Кстати, весьма недурные, — авторитетно заметил Вайз. — Да что говорить, я сам однажды полгода держал у себя какую-то его пьесу.
— Вы ее произвели? — осведомился мистер Томлинсон.