Таинственный монах
Шрифт:
В первых числах мая 1703 года, перед закатом солнца, около этой избы сидел молодой мужчина, любуясь заходившим солнцем, озарявшим своими лучами необозримую поверхность вод. Он был задумчив и лице его изображало тоску и печаль. Вскоре из избы вышел высокий, маститый старец и сказал:
— Григорий! Солнце садится, воздух сыр, не пора ли тебе в комнату?
— Нет, отец мой! Дай мне еще посидеть здесь и помечтать. Посмотри на эту величественную картину природы! отвечал Григорий.
Старик подсел к Григорию и между ними завязался разговор, из которого выяснилось, что старец был никто иной, как Мариенбургский
Всматриваясь с даль, старик вдруг заметил несколько лодок, которые на веслах подходили к островку и в изумлении и беспокойстве вскричал:
— Это русские!
— Русские? Верно они идут от Ниешанца, — радостно проговорил Гриша. — Должно быть они взяли эту крепость! Но чего им здесь нужно? — прибавил он.
— Эти люди по-видимому ищут нас, — проговорил старец, вздрогнув всем телом.
В это время к островку подъехала лодка из которой вышел молодой офицер и спросил:
— Здесь должен быть русский, который говорить по-шведски. Кто из вас двоих?
— Я! — отвечал Григорий.
— Садись с нами в лодку.
— Зачем? — спросил Григорий.
— Не разговаривай, а делай то, что приказывают.
Гриша взглянул на старца, как бы спрашивая, что ему делать? Но тот кротко и спокойно сказал:
— До свиданья, друг мой! Ступай с Богом.
Гриша сел в лодку и они чрез несколько минуть причалили к берегу Каминкина Тут его ввели в лачужку, где какой то генерал стал его расспрашивать можно ли и где именно провести две галеры из Невы в Фонтанку. На что Гриша отвечал утвердительно. Затем генерал спросил его: откуда он родом, где выучился говорить по шведски и наконец, почему он не на царской службе. На последний вопрос генерала Гриша отвечал, что будучи сыном московского купца, он намерен продолжать торговлю своего отца, а потому и не поступал в службу царскую. Генерал по-видимому поверил словам Гриши и тотчас отправился вместе с ним в лодке к устью Невы. Остановившись за болотистыми кустарниками они увидали два военных корабля, стоявшие у противоположная берега Невы, а вдали виднелась целая эскадра шведских кораблей, которые, по-видимому, боясь мелководья, оставались от двух первых зацелую милю. Высмотрев все это генерал вернулся в Каминкино, а оттуда ночью все. лодки направились вверх по течению Невы и на утро прибыли в русский лагерь под Ниеншанцом. Здесь оставя Гришу под караулом, генерал отправился с донесением о сделанных им разведках.
Спустя час пришли и за Гришей, которого привели в палатке, хотя и несколько большей других, но не отличавшейся от них особым убранством Приведший его, обращаясь в человеку сидевшему за столом сказал:
— Господин бомбардирный капитан! Честь имею доложить, что человек, за которым вы изволили посылать, явился.
— Уверены ли вы, что он не шпион и отвечаете ли за него, — спросил тот в кому была обращена речь.
— Я отвечаю только за самого себя, — отвечал генерал. — Неугодно ли вам самим будет допросить его.
В эту минуту бомбардирный капитан обернулся к Грише, быстро взглянул на него и Гриша с трепетом упав к нему в ноги, воскликнул:
— Боже мой! это царь!
— Ба! да это старый знакомый! Откуда ты взялся?
— Я жду приказа твоего, государь, — на что прикажешь отвечать? — сказал Гриша, запинаясь.
— Ты прав, — весело сказал царь. — Я закидал тебя вопросами. Да вот видишь ли и тебя принесло с того света. Любопытно бы узнать, что там делается? Ну, говори сначала: дрался ли ты под Воскресенском?
— Казни, государь, вот ноя голова, с глубоким вздохом отвечал Гриша и снова. упал в ноги царю.
— И ты думал уйти от меча правосудия? Видишь ли, что рано или поздно измена и преступление получать достойную мзду. Что можешь ты сказать в свое оправдание?
— Большая часть стрельцов была уверена, что тебя, государь, нет в живых и шла в Москву выручать царство русское от иноземцев.
— Если так думали заблудшие, то зачинщики могут ли сказать что-нибудь, например ты и твой дядя, — сказал царь нахмурив густые брови свои.
— Жизнь моя в твоих руках, государь, но клянусь Богом, что я никогда и ни в чем зачинщиком не был.
— А бунтовал? А дрался против царских войск.
— Я шел за своими знаменами и защищал своих товарищей. Тех же, которые привели нас и за кого привели судил Бог м ты, государь.
Лицо царя сделалось еще мрачнее. Горестный воспоминания о смутах Софии раскрыли пред ним картину бедствий его юности.
Несколько минуть длилось тягостное молчание, за которым Петр обратился к Грише со следующими вопросами:
— А где твой дядя? Жив ли он?
— Отец мой жив еще, государь, — отвечал Гриша.
— Твой отец?
— Точно, так, государь, но это была для меня тайна, которую я узнал после бегства из Саввина монастыря.
— Кто же твой отец?
— Имени своего он до сих пор мне не открывал; но я. знаю, что родом он из Малороссии, а о целях его действий лишь можно догадываться.
— Так вот всегда предлог самых преступных замыслов! — вскричал с гневом царь. — Все заговорщики и убийцы говорить о благоденствии народов. Где же твой отец? Говори.
— Уже три года, государь как я с ним расстался. Он служил тогда польскому королю Августу, и меня отослал на житье в Мариенбург, а когда русские взяли этот город, то я с пастором, у которого жил до тех пор, отправился в необитаемым берегам устья Невы, где я думал окончить век свой в безвестности.
— Ты лжешь, но я не хочу заставить сына выдать своего отца под топор палача, от которого он не избежит. Да и твоя голова тоже осуждена на плаху. Что ты об этом думаешь?
— Я готов положить ее в твоим ногам, государь, — отвечал Гриша.
В это время шумно вошел в собрание молодой человек, одетый по-генеральски и весело вскричал:
— Тридцать голов набрал я, ваше величество, и отобрал самых лучших солдат. Когда прикажете выступать?
— Спасибо, брать Данилыч! С Божию помощью ты не замедлишь пуститься на шведов. А вот тебе проводник. Узнаешь ли ты его? — весело сказал Петр, указывая на Гришу.
Молодой человек быстро взглянул на Гришу и оба в один голос воскликнули.
— Гриша! Ты ли это!
— Саша неужели ты?