Таинственный остров (иллюстр.)

Верн Жюль Габриэль

Холода простояли еще неделю, и колонисты старались не выходить из Гранитного Дворца, покидая его лишь для того, чтобы побывать на птичнике. Все их жилище было пропитано прекрасным запахом — результатом сложных манипуляций Наба и журналиста; но далеко не вся добыча последней охоты была превращена в консервы, так как в сильные морозы дичь прекрасно сохранялась.

Колонисты ели диких уток и другую птицу в свежем виде, заявляя, что она вкуснее всякой другой дичи в мире.

В течение этой недели Пенкроф при помощи Герберта, который научился ловко обращаться с иголкой, работал с таким усердием, что паруса корабля были готовы.

В пеньковых веревках не было недостатка, так как можно было использовать оснастку шара, найденную вместе с оболочкой. Канаты и веревки сетки были сделаны из прекрасного материала, и моряк их отлично использовал. Паруса обшили крепким лик-тросом, и оставалось еще достаточно веревок для изготовления фал, бакштагов и шкотов. Что же касается блоков, то, по совету Пенкрофа, Сайрес Смит обточил нужное количество их на токарном станке.

Таким образом, оснастка корабля оказалась готова значительно раньше корпуса. Пенкроф даже сшил флаг, выкрасив его росшими в большом числе на острове красящими растениями.

Пока что флаг повесили в центральном окне Гранитного Дворца.

Между тем холодное время подходило к концу. Можно было думать, что вторая зима пройдет без особо важных событий, но 11 августа плато Дальнего Вида чуть было не подверглось полному опустошению.

Колонисты крепко спали после тяжелого рабочего дня, когда около четырех часов утра их внезапно разбудил лай Топа. На этот раз собака лаяла не у колодца, а у порога и бросалась на дверь, как бы желая ее взломать.

Юп тоже испускал пронзительные крики.

— Эй, Топ! — крикнул Наб, который проснулся первым.

Топ залаял еще яростнее.

— Что такое? — спросил Сайрес Смит. И все, кое-как одевшись и бросившись к окнам, распахнули их. Перед глазами колонистов расстилалась снежная пелена, едва белевшая в ночной темноте. Они ничего не увидели, но зато до них донесся из мрака какой-то странный лай. Очевидно, берег подвергся нападению неведомых животных, которых нельзя было увидеть в темноте.

— Что это такое? — вскричал Пенкроф.

— Волки, ягуары или обезьяны, — ответил Наб.

— Черт возьми, ведь они могут взобраться на верхушку плато! — сказал журналист.

— А наш птичник и наши плантации? — воскликнул Герберт.

— Но где же они прошли? — спросил Пенкроф.

— Они перешли береговой мостик, — произнес инженер. — Верно, кто-нибудь из нас забыл его поднять.

— Я вспоминаю, что действительно оставил его опущенным, — сказал Спилет.

— Хорошенькую услугу вы нам оказали, мистер Спилет! — вскричал моряк.

— Что сделано, то сделано, — сказал Сайрес Смит. — Подумаем о том, как быть дальше.

Сайрес Смит и его товарищи обменивались наскоро этими короткими вопросами и ответами. Было ясно, что животные перешли мостик и пробрались на берег. Кто бы они ни были, эти звери могли подняться по левому берегу реки и достигнуть плато Дальнего Вида. Их следовало опередить немедля и в случае нужны дать им бой.

«Но что это за животные?» — спрашивали себя колонисты, прислушиваясь к лаю, который все усиливался. Эти звуки заставили Герберта задрожать: он вспомнил, что уже слышал их раньше, при первом походе к истоку Красного ручья.

— Это хищники, это лисицы, — сказал он.

— Вперед! — вскричал моряк.

И все, вооружившись топорами, карабинами и револьверами, спустились в корзине подъемника на берег.

Лисицы, когда их много и они голодны, становятся страшными. Тем не менее, колонисты, не колеблясь, бросились навстречу стае, и их первые выстрелы, быстро вспыхивавшие в темноте, заставили передних лисиц отступить.

Важнее всего было помешать грабителям взобраться на плато Дальнего Вида, ибо в этом случае посевы и птичник были в их власти и подверглись бы жестокому опустошению, которое трудно будет возместить, особенно хлебное поле. Но так как плато можно было достичь, только пройдя по левому берегу реки, то достаточно было поставить непреодолимую преграду лисицам на узкой части побережья, между рекой и гранитной стеной.

Все понимали это и, по приказанию Сайреса Смита, направились к тому месту, где стая лисиц металась в темноте.

Сайрес Смит, Гедеон Спилет, Герберт, Пенкроф и Наб выстроились рядом, образовав неприступную линию. Топ, разинув свою пасть, шел впереди, за ним следовал Юп, вооруженный суковатой дубиной, которой он потрясал, точно палицей.

Ночь была исключительно темная: нападающих можно было заметить только при свете выстрелов. Лисиц было не меньше сотни; глаза их сверкали, как угли.

— Они не должны пройти! — закричал Пенкроф.

— Они не пройдут! — ответил инженер.

Но если лисицы не прошли, то не потому, что не стремились этого сделать. Задние напирали на передних, и колонистам приходилось все время отбиваться револьверными выстрелами и ударами топоров. Вероятно, немало убитых лисиц валялось уже на снегу, но стая на вид не уменьшалась; казалось, что по мосту прибывают все новые и новые подкрепления.

Вскоре колонистам пришлось драться врукопашную, и даже не обошлось без ранений, к счастью, неопасных. Герберт выстрелом из револьвера выручил Наба, которому лисица, как тигр, прыгнула на спину. Топ сражался с дикой яростью: он хватал лисиц за горло и сразу душил их. Юп нещадно лупил своей дубиной направо и налево, и колонисты напрасно пытались оттеснить его назад. Острое зрение позволяло обезьяне видеть во тьме; она всегда была в самой гуще схватки и изредка издавала резкий свист, служивший признаком ликования. Был момент, когда Юп далеко отделился от остальных бойцов; при вспышке револьверного выстрела те увидели, что храбрую обезьяну окружили пять или шесть больших лисиц, с которыми она яростно сражалась, сохраняя удивительное хладнокровие.

В конце концов исход борьбы был в пользу колонистов, но для этого потребовался не один час! Первые лучи зари, очевидно, спугнули нападающих: они врассыпную побежали на север обратно через мостик, который Наб не замедлил поднять.

Когда лучи солнца осветили поле битвы, колонистам удалось насчитать трупов пятьдесят, разбросанных по берегу.

— А Юп? — взволновался Пенкроф, — Где же Юп?

Юп исчез. Наб окликнул его, и Юп в первый раз не ответил на зов своего друга. Все бросились на поиски Юпа, дрожа при мысли, что найдут его мертвым. Когда с берега убрали трупы, покрывавшие снег пятнами крови, Юп был обнаружен. Он лежал, буквально заваленный грудой убитых лисиц. Раздробленные челюсти хищников, их поломанные ребра свидетельствовали о том, что им пришлось-таки отведать страшной дубинки отважной обезьяны. Бедняга Юп сжимал еще в руках обломок своей палки, но, лишенный оружия, он уступил своим многочисленным противникам, и грудь его была покрыта глубокими ранами.