Таинственный остров (иллюстр.)

Верн Жюль Габриэль

Моряк и его товарищи увидели тогда смятую постель, покрытую влажным, пожелтевшим одеялом, которым, видимо, уже давно не пользовались. У камина валялись два заржавленных котла и опрокинутая кастрюля. В комнате стоял шкаф, и в нем висела покрытая плесенью матросская одежда. На столе находился оловянный прибор и Библия, изъеденная сыростью. В углу были брошены инструменты и оружие: лопата, кирка, заступ, два охотничьих ружья, из которых одно было сломано. На доске, заменявшей полку, стоял нетронутый бочонок пороху, запас дроби и несколько коробок патронов.

Все это было покрыто густым слоем пыли, очевидно, скопившейся за много лет.

— Никого, — сказал журналист.

— Никого, — откликнулся Пенкроф.

— В этой комнате уже давно никто не живет, — заметил Герберт.

— Да, давненько, — сказал журналист.

— Мистер Спилет, — проговорил Пенкроф, — я думаю, что нам лучше переночевать здесь, чем возвращаться на борт корабля.

— Вы правы, Пенкроф, — ответил Гедеон Спилет. — А если хозяин этой хижины возвратится, ему, быть может, приятно будет увидеть, что место занято.

— Он не возвратится, — сказал моряк, качая головой.

— Вы думаете, он покинул остров? — спросил журналист.

— Если бы он покинул остров, то унес бы с собой оружие и инструменты, — ответил Пенкроф. — Вы знаете, как ценны для потерпевших крушение эти предметы — все, что остается от погибшего корабля. Нет, нет, — продолжал моряк убежденным тоном, — он не покинул остров. Если бы он построил лодку и уплыл на ней, то тем более не оставил бы здесь этих столь необходимых ему предметов. Нет, он на острове.

— И он жив? — спросил Герберт.

— Живой или мертвый, но он здесь. Однако если он умер, то ведь не мог же он сам себя похоронить, и мы, во всяком случае, найдем его кости.

Пенкроф и его товарищи решили переночевать в хижине. Запас хвороста, сложенный в углу, позволял хорошо ее натопить. Закрыв дверь, моряк, Герберт и Гедеон Спилет сели на скамью. Они мало говорили, но много размышляли. В их положении можно было ожидать всего и все казалось возможным, каждый шорох снаружи заставлял их настораживаться. Если бы внезапно распахнулась дверь, и вошел человек, наши мореходы нисколько бы не удивились, хотя хижина казалась совершенно заброшенной. Они были готовы пожать руку несчастному, потерпевшему крушение, — этому неизвестному другу, которого ожидали друзья. Но они ничего не услышали, дверь не распахнулась. Так прошло много времени.

Какой длинной показалась эта ночь моряку и его товарищам! Только Герберт заснул часа на два — в его возрасте сон необходим. Всем не терпелось возобновить поход и обыскать самые дальние уголки острова. Выводы Пенкрофа казались совершенно правильными, и было почти несомненно, что если дом покинут и хозяин его не взял с собой оружия, посуды и инструментов, то, значит, он погиб. Надо было, по крайней мере, найти его останки и похоронить.

Наступил рассвет. Пенкроф и его товарищи немедленно принялись осматривать хижину. Место для нее было выбрано очень удачно: она стояла на откосе маленького пригорка, который осеняло несколько развесистых камедных деревьев. Перед ее фасадом была прорублена широкая просека, сквозь

которую было видно море. Небольшой лужок, обнесенный развалившейся изгородью, тянулся до берега; на его левой стороне открывалось устье ручья.

Хижина была сколочена из досок, без сомнения взятых с палубы или с остова корабля. Можно было предположить, что какое-то разбитое судно было выброшено на берег, что, по крайней мере, один матрос из его команды спасся и, имея при себе инструменты, построил домик из обломков корабля. Это сделалось еще более очевидным, когда Гедеон Спилет, который ходил вокруг хижины, увидел на одной из досок, вероятно взятой с борта корабля, полустертую надпись:

Бр…тан…я

— «Британия»! — вскричал Пенкроф, которого журналист тотчас же подозвал к себе. — Так называется много судов, и я не могу сказать, английский это корабль или американский.

— Это не важно, Пенкроф.

— Действительно, это не имеет значения, — согласился моряк, — и кто бы ни был его уцелевший пассажир, мы его спасем, если только он еще жив. Но прежде, чем продолжать нашу экспедицию, возвратимся на «Бонавентур».

Пенкроф беспокоился о своем корабле. А что, если остров обитаем и его жители захватили судно? Но он пожимал плечами: предположение казалось ему невероятным.

Пенкроф был не прочь позавтракать на борту «Бонавентура». Идти приходилось недалеко — всего с милю, и дорога была уже проложена. Путники двинулись вперед, пристально всматриваясь в кусты и заросли, сквозь которые целыми сотнями убегали свиньи и козы.

Спустя двадцать минут после выхода из хижины Пенкроф и его товарищи увидели восточный берег острова. «Бонавентур» стоял на якоре, крепко вонзившемся в прибрежный песок.

Пенкроф удовлетворенно вздохнул. Этот корабль был его созданием, а родителям свойственно тревожиться о своих детях больше, чем следует.

Исследователи взошли на корабль и плотно позавтракали, чтобы обедать как можно позднее. Покончив с едой, они самым тщательным образом продолжали свои поиски. В общем, было более чем вероятно, что единственный обитатель острова погиб. Пенкроф и его товарищи искали следы мертвеца, а не живого человека. Но все поиски были тщетны, и они напрасно рыскали всю первую половину дня в лесу, покрывавшем остров. Не оставалось сомнения, что, если потерпевший крушение умер, его труп бесследно исчез. Очевидно, дикие звери сожрали его до последней косточки.

— Завтра на заре мы отплывем обратно, — сказал Пенкроф своим товарищам, когда около двух часов дня они улеглись под тенью сосен, чтобы немного передохнуть.

— Я думаю, мы имеем право взять с собой вещи, принадлежавшие этому несчастному, — добавил Герберт.

— Я тоже так думаю, — ответил Гедеон Спилет. — Эти предметы пополнят оборудование Гранитного Дворца. Запасы дроби и пороха, кажется, довольно велики.

— Да, — ответил Пенкроф, — но надо обязательно захватить, также несколько пар свиней, которых нет на острове Линкольна.