Так было. Размышления о минувшем
Шрифт:
Когда некоторое время спустя мы, другие члены ЦК, не участвовавшие в «пещерном» совещании, узнали о проекте Зиновьева «политизировать» секретариат ЦК, игравший тогда почти что техническую роль, наша реакция на эту «реформу» была резко отрицательной.
Словом, «пещерное» совещание цели своей – ослабить роль Сталина – не достигло.
Чтобы избежать дальнейшего обострения внутрипартийной борьбы, было решено никакой дискуссии не проводить, а решать спорные вопросы в обычном, деловом, установленном партией порядке – то есть через созданные комиссии ЦК, политбюро, на пленумах ЦК, на партийных конференциях или съездах партии.
Но от приезжавших из Москвы в Ростов товарищей я узнал, что там в вузах и некоторых учреждениях идет горячая дискуссия, в ходе которой происходят резкие нападки оппозиции на руководство партии.
Никакой информации от ЦК о начавшейся дискуссии мы еще не имели.
В последних числах ноября я выехал в Москву. Первый же день по приезде в Москву я провел на собраниях в Московском университете, куда мне посоветовали сходить, чтобы сразу окунуться в атмосферу начинающейся дискуссии.
С утра до позднего вечера, с небольшим перерывом, там происходили очень шумные и бурные, иногда беспорядочные выступления. Сидел я в последних рядах, намерения выступать у меня не было: хотелось побольше послушать и разобраться, о чем идет спор и как воспринимает студенческая аудитория все эти горячие высказывания. Сторонников линии ЦК среди выступавших было очень мало, и большинство выступало не на высоком уровне. Нападки же на линию партии были весьма резки. Я был удручен атмосферой, царившей на этих собраниях.
С защитой линии партии хорошо выступил только Ярославский, хотя его прерывали всякими недружелюбными репликами. Он говорил, что большинство рабочих собраний, коммунистов выступают против оппозиции, за ЦК. В вузовских же ячейках, пользуясь политической неподготовленностью части молодежи, оппозиция демагогическими способами добивается успеха.
Ораторы от оппозиции, возражая, говорили, что рабочиеде голосуют за ЦК в страхе, что если они будут голосовать против ЦК, то их уволят с работы. Но революционному студенчеству нечего бояться голосовать за оппозицию.
На следующий день я решил выступить на собрании медицинского факультета МГУ. Хотелось убедить студенческую аудиторию в правоте линии партии и отбить атаку на нее со стороны оппозиции. И надо сказать, что мне все же удалось склонить большинство на сторону ЦК партии.
После этого собрания зашел на квартиру к Сталину и рассказал ему обо всем, что видел и слышал в МГУ, а также о том, что из бесед мне стало известно – во многих вузовских и ряде других партийных организаций оппозиционеры на собраниях одерживают верх. «В результате, – с возмущением заявил я, – создается впечатление, что в столице нет Московского комитета партии и все пущено на самотек».
Я был сильно возбужден и выразил свое недовольство поведением ЦК, который, как мне казалось, самоустранился от фактически уже начавшейся в столице дискуссии и тем облегчает троцкистам возможность запутать неопытных и добиваться легких побед. Спросил Сталина, почему ЦК до сих пор молчит, когда собирается выступить и как.
Помню, с каким невозмутимым, поразившим меня спокойствием выслушал все это Сталин. Он сказал, что особых оснований для волнений нет. После Октябрьского пленума в соответствии с его указаниями сделано несколько попыток наладить дружную работу политбюро. Состоялись два частных совещания с Троцким, на которых были рассмотрены вопросы хозяйственного и партийного строительства. При этом обмен мнениями не вызвал серьезных разногласий. «Теперь, в связи с возникновением дискуссии, стремясь все же к дружной работе, мы образовали комиссию для выработки согласованной резолюции ЦК и ЦКК. Члены политбюро решили выступить единым фронтом и уже заканчивают работу над окончательным проектом постановления политбюро ЦК и президиума ЦКК «О партстроительстве». Мы добиваемся, – сказал мне Сталин, – чтобы и Троцкий проголосовал за эту резолюцию. Единогласное принятие в политбюро такого решения будет иметь для партии большое значение и, возможно, поможет нам избежать широкой дискуссии, которая крайне нежелательна».
Успокоенный этим заявлением, я уехал в Ростов. Однако, не дожидаясь опубликования постановления ЦК и ЦКК, созвал узкий актив партработников, на котором рассказал, что происходит в Москве. Рассказал и о своей беседе со Сталиным, повторив, что если единогласного решения политбюро не получится, то неизбежна общепартийная дискуссия, к которой нам надо быть готовыми. Так и получилось. Троцкий возражал против резолюции политбюро ЦК и президиума ЦКК «О партстроительстве», принятой 5 декабря 1923 г. и через два дня опубликованной в «Правде». Резолюция сыграла важную роль в ходе начавшейся дискуссии.
У нас, на Северном Кавказе, дискуссия проходила весьма активно и остро. Наряду с другими членами Югвостбюро мне довелось, конечно, в те дни много раз выступать на партийных собраниях, пленумах и конференциях. Особое внимание уделили мы в ходе дискуссии вопросам работы с молодежью, с комсомолом. Руководители Югвостбюро комсомола (Мильчаков и другие) сразу же решительно высказались против попытки Троцкого натравить молодежь на старые партийные кадры.
После бурной внутрипартийной дискуссии и острой политической борьбы январь 1924 г. ожидался необычно насыщенным всевозможными общесоюзными форумами. Объединенный пленум ЦК и ЦКК, вслед за ним XIII общепартийная конференция, после нее очередной Всероссийский съезд Советов и сразу же II съезд Советов Союза ССР.
Собираясь на пленум ЦК, мы с Ворошиловым узнали, каким поездом едут из Закавказья Орджоникидзе, Киров, Мясникян, Орахелашвили, и, как уже не раз до этого, решили прицепить к их поезду наш вагон командующего округом, в котором должны были ехать в Москву.
На этот раз это было особенно важно, поскольку нам хотелось за время пути поговорить с нашими закавказскими друзьями, узнать, что делается в Закавказье, рассказать о своих делах, обменяться мнениями в связи с предстоящим пленумом ЦК.
Дорога от Ростова до Москвы занимала тогда около двух дней. За это время нам удалось вдоволь выспаться, почитать и значительное время уделить беседам. Конечно, в этой нашей взаимной дружеской информации мы были очень откровенны и рассказали друг другу не только о преодоленных трудностях, но и о тех, которые еще оставались.
Настроение у нас было хорошее, бодрое. Тревожившее всех нас здоровье Ильича, по заверению врачей, улучшалось – словом, у нас были все основания оптимистически смотреть вперед.
В наших беседах – людей по природе своей веселых, жизнерадостных, к тому же совсем тогда еще молодых – было много шуток, веселых рассказов.
Большинство любили песни. Серго и Ворошилов неплохо пели, а остальные как могли подтягивали им. Так незаметно, приятно и не без пользы прошло время нашего пути.
Январский (1924 г.) пленум ЦК явился, по существу, подготовительным к очередной партийной конференции. На нем были обсуждены все те вопросы, которые ЦК собирался внести в повестку дня XIII партконференции.