Так далеко, так близко...
Шрифт:
К третьей годовщине свадьбы наши отношения просто рухнули. Эдуард все больше замыкался в себе. поглощенный мыслями о своем роде и об отсутствии наследника, которому он мог бы передать свое имя. В этом он обвинял меня, и совершенно несправедливо. Два года я время от времани показывалась специалистам по бесплодию, следуя совету Дезире. Ответ был всегда один: со мной все в порядке.
Когда я попыталась поговорить об этом с Эдуардом, чтобы он ознакомился с медицинскими заключениями, которые я получила, он сердился и отказывался меня слушать. Я поняла, что он просто не мог посмотреть
Я опасалась за наш брак и, признаюсь, вздохнула с облегчением, когда он решил отправиться в Браззавиль во французской Экваториальной Африке. Его пригласил к себе его дядя Жан-Пьер де Гренай, у которого в этой стране были огромные владения. Я решила, что пожить какое-то время врозь пойдет нам обеим на ползу. Эдуард, кажется, был согласен. Он собирался пробыть там довольно долго – хотел устроить сафари, поохотиться на крупную дичь.
В начале июня 1960 года он отправился в Браззавиль. Уезжая, он выразил надежду, что наша трехмесячная разлука будет иметь положительные результаты. Что она смягчит напряженность, возникшую в нашей жизни.
Две недели после его отъезда я продолжала обследоваться у гинекологов. Новые результаты были теми же, что и прежде. Три новых врача подтвердили, что я вполне могу иметь ребенка.
После этого я почувствовала себя несчастной, пала духом и совсем загрустила. У меня было ужасное детство и юность. Вдруг мне стало казаться, что прошлое повторяется, хотя и в несколько другом варианте. Я уже почти решила, что мне на роду написано быть несчастной, что жизнь моя никогда не наладится. Я боялась еще, что, когда Эдуард вернется из Африки, наш брак рухнет окончательно, что в конце концов мы либо будем жить раздельно, либо разведемся. Что хуже, я не знаю.
В это время в Париже стояла изнуряющая, просто невыносимая жара. Но ехать в замок в Нормандию одной мне не хотелось. Издерганная, беспокойная, то и дело готовая расплакаться, я пошла к Дезире де Мармон, надеясь, что она и утешит меня и даст совет. Она знала, почему я нахожусь в таком тревожном настроении, знала она и то, что Эдуард склонен обвинить меня за то, что я лишаю его наследника.
Когда я приехала в ее загородное имение в Версале на выходные дни, она, едва взглянув на меня, протянула ко мне руки. Она сказала, что я выгляжу такой похудевшей и изнуренной, что мне необходимо немедленно поехать отдохнуть.
Я и сейчас прекрасно помню, что она сказала мне столько лет тому назад.
– Устройте себе поездку на Лазурный Берег, детка. Принимайте солнечные ванные, плавайте, расслабляйтесь, совершайте долгие пешие прогулки, ешьте изысканные вещи, покупайте всякую всячину и заводите роман с симпатичным человеком, если представится такая возможность.
Вы не можете себе представить, как шокировало меня это последнее предложение. Я не сразу нашлась, что сказать.
Потом, достаточно возмущенная, я ответила Дезире, что люблю Эдуарда.
Она улыбнулась.
– Тем больше у вас причин устроить себе легкомысленное приключение. Вы освободитесь от напряжения, снова поверите в себя, а когда вернется Эдуард, вы будете в таком настроении, в котором творят чудеса. Можете суетиться вокруг него, обольщать его, заставить его почувствовать себя мужчиной, и, наверное, ваша семейная жизнь станет более ровной.
Я, конечно, настойчиво отвергала всякую возможность подобных приключений. Но к вечеру в воскресение, перед самым моим отъездом в Париж, Дезире опять сказала, что ради собственного блага я должна поменять обстановку.
– Поезжайте в Канны, Зоэ. Развлекитесь. Если появиться возможность флирта, воспользуйтесь ею. Какой от этого вред? Уверяю вас – никакого. Если о нем никто не узнает. Не забывайте об осторожности и благоразумии, вот и все. Послушайтесь совета опытной женщины, остановитесь в маленькой гостинице и под чужим именем.
Я обдумывала ее слова по дороге в Париж. Я не собиралась ехать в Канны. Но в течение следующей недели мысль об отдыхе на солнце стала мне казаться все более привлекательной. И поддавшись минутному порыву, я позвонила в гостиницу «Грей д'Альбион» в Канны и забронировала за собой номер под именем Женевьевы Брюно, заказала место в поезде, уложила несколько платьев попроще и уехала на юг Франции. Дезире была права, предсказав, что перемена обстановки пойдет мне на пользу. После трех дней лежания на солнце, купания, долгих прогулок и хорошего питания я почувствовала себя гораздо лучше и стала снова походить на себя прежнюю.
В то лето Канны были очень оживленными. В порт только что вошли корабли американского Седьмого флота, дислоцированного в Средиземном море. Сотни молодых моряков выходили на берег, смешивались с местными жителями и туристами. Мне удалось затеряться в этой толчее. В городе царило веселье, атмосфера праздника. Радостью жизни заразилась и я. И конечно, я познакомилась с молодым человеком.
Я замолчала и посмотрела на Вивьен. Она сидела на краешке своего кресла, не сводя с меня глаз. Она слушала очень внимательно.
– Боюсь, – сказала я, – что история моя получается довольно длинной, длиннее, чем я предполагала. Могу ли я предложить вам чем-нибудь освежиться, Вивьен? Чай? Кофе? Или, может быть, хотите что-либо выпить?
– Если вы хотите, то и я с удовольствием, графиня, – сказала она.
– Я бы не отказалась от стакана шампанского. Как вам это покажется, дорогая?
– Прекрасно, благодарю вас.
– Вам не трудно позвонить Юберу?
– Конечно, нет, – ответила она, вставая. Позвонив, она взглянула на фотографию на консоли и сказала: – Вот это – ваше фото, графиня? Когда вам было за тридцать?
– Да.
– Какая вы красавица!
Я улыбнулась, ничего не ответив, и услышав стук, посмотрела на дверь. Вошел Юбер.
– Мадам?
– Юбер, мы хотели бы освежиться. Пожалуйста, принесите бутылку «Дон Периньон» и два бокала. Да, и если можно, уберите из сада чайные принадлежности.
32
Поставив свой бокал, Вивьен наклонилась вперед и сказала:
– Пожалуйста, графиня, рассказывайте дальше, не останавливайтесь… вы сказали, что познакомились в Каннах с молодым человеком…