Так говорил Заратустра
Шрифт:
О эти добрые! Добрые никогда не говорят правды; для духа быть добрым — болезнь.
Они уступают, эти добрые, они покоряются, их сердце вторит, их существо повинуется: но кто слушается, тот не слышит самого себя!
Все, что у добрых зовется злом, должно воссоединиться, дабы родилась единая истина: о братья мои, достаточно ли злы вы для этой истины?
Неустрашимая отвага, долгое недоверие, жестокое отрицание, пресыщение, надрезывание жизни — как редко все это соединяется воедино! Но из такого семени произрастает истина!
Всегда рядом
Когда на воде укреплены сваи [13] , когда через поток перекинуты мостки и перила, поистине, никто не поверит тому, кто скажет: «Все течет». [14]
Но даже круглый дурак возразит ему: «Как? — скажет он, — как это — все течет? Ведь и мост, и перила — над потоком!
13
Ницше обыгрывает идиому «Wasser hat keine Balken», буквально — в воде нет бревен, т. е. в воде не за что ухватиться.
14
«Jm Fluss» означает — в процессе постоянного изменения, а буквально — в реке, в потоке.
Над потоком — все неподвижно и крепко, все ценности всех вещей, мосты, понятия, все „добро“ и все „зло“: все это — прочно!»
Когда же приходит зима, укротительница рек, то и умнейшие проникаются недоверием; и поистине, не только глупцы тогда вопрошают: «Не пребывает ли все — в покое?».
«В основе своей все неподвижно», — вот подлинно зимнее учение, подходящее для бесплодного времени, хорошее утешение для лежебок и подверженных зимней спячке.
«В основе своей все неподвижно», — но против этого проповедует ветер в оттепель!
Ветер оттепели — это бык, но не тот, что пашет, нет, — это бешеный бык, разрушитель, взламывающий лед гневными рогами! Лед же сокрушает мосты и перила!
И вот, братья мои, не все ли течет теперь, подобно потоку? Не все ли мосты и перила попадали в воду и сгинули? [15] Кто еще держится там за «добро» и «зло»?
15
«Не все ли мосты и перила попадали в воду и сгинули?» — обыгрывается выражение «ins Wasser Fallen» (см. примечание 9 к третьей части). Характерная особенность стиля Ницше — широкое использование общеупотребительных идиом и устойчивых оборотов речи, посредством обыгрывания которых абстрактная идея выражается в ярком конкретном образе.
«Горе нам! Счастье нам! Подул теплый ветер!» — так проповедуйте, братья мои, на всех площадях!
Есть одно старое заблуждение: имя ему — Добро и Зло. Вокруг прорицателей и звездочетов вращалось до сих пор колесо заблуждения
Некогда верили прорицателям и звездочетам, и поэтому веровали: «Все — судьба: ты должен, ибо так надо!».
Потом перестали доверять прорицателям и звездочетам, и поэтому верили: «Все — свобода: ты можешь, ибо ты хочешь!».
О братья мои, до сих пор только смутно гадал человек о звездах и о грядущем, не зная их: и потому о добре и зле до сих пор лишь гадают, но не знают их!
«Ты не должен грабить! Ты не должен убивать!» — некогда слова эти провозглашались священными; перед ними склоняли колени и головы и снимали обувь.
Но я спрашиваю вас: были ли во всем мире более страшные разбойники и убийцы, нежели эти святые слова?
Разве мало в самой жизни убийств и разбоя? И для того чтобы стали священными эти слова, не пришлось ли убить саму истину?
Или же это было проповедью смерти — провозглашать священным то, что противоречит и противоборствует всему живому?
О братья мои, разбейте, разбейте старые скрижали!
Мне жаль всего минувшего, ибо вижу я, что оно предано, — предано духу, милости и безумию каждого нового поколения, которое приходит и все, что было, перетолковывает так, чтобы стало оно мостом ему!
Может явиться великий тиран, коварный враг, который подвергнет насилию и принуждению все прошлое по произволу своему, пока не станет оно для него мостом, и знамением, и криком петуха, и глашатаем.
Но вот другая опасность и предмет страдания моего: память черни не идет дальше деда, а с дедом и время прекращается.
Так предается забвению все прошлое: ибо может статься, что толпа некогда будет господствовать, и время потонет в мелкой воде.
Поэтому, братья мои, нужна новая аристократия, враждебная толпе и всякой тирании, аристократия, которая снова напишет слово «благородный» на новых скрижалях.
Много нужно благородных и многосторонним должно быть благородство их, чтобы могли они составить аристократию! Или, как сказал я однажды: «В том и божественность, что есть боги, но нет никакого Бога!».
О братья мои, я показываю вам новую аристократию и посвящаю вас в нее: вы должны стать зачинателями и воспитателями, сеятелями будущего,
— поистине, не о той аристократии говорю я, принадлежность к которой можно купить, как покупают ее торгаши за золото свое: ибо все, что имеет цену, не имеет большой ценности.
Пусть будет отныне честью вашей не то, откуда происходите вы, но то, куда идете. Воля ваша и стопы ваши, стремящиеся дальше вас самих, — да будут отныне вашей новой честью!
Поистине, не то, что служили вы принцу, — какое мне дело до принцев! — или служили опорой шаткому, чтобы крепче стояло оно!
Не то, что при дворе род ваш ценою притворства вышел в придворные, и вы научились быть разноцветными, словно фламинго, и часами выстаивать в мелких прудах:
— ибо умение выстаивать — добродетель придворных; все они думают, что к блаженству после смерти принадлежит также позволение сесть!
И не то, что дух, который вы называете святым, вел предков ваших в землю обетованную, которая, как я считаю, недостойна обета: ибо там, где выросло худшее из деревьев, нечего обетовать!